Page 20 - Ранние журавли

ответ. А держать ответ перед матерями труднее всего. Его мать и вовсе махнула рукой,
устала: «Только бы отец живой вернулся с войны, пусть сам рассудит. А с меня довольно.
Спохватишься, сынок, когда ноги вытяну, да поздно будет…» Жалко было мать, очень
жалко, но что мог поделать Султанмурат, да и любой на его месте. У каждого из десантников
по четыре коня и много другой работы. Корми, пои, чисти, корма готовь, и снова корми, пои,
чисти, навоз выноси, и снова сначала… А какой это труд — промывать и лечить лишаи,
старые, намятые раны на плечах и холках лошадей. Участковый ветфельдшер оставил всякие
растворы да мази, лечить приходится самим. Каждый день. Иначе не залечишь. Откормить
откормишь, но хомута не наденешь на рану. Вот ведь как. Ни одного коня не было целого,
все с болячками на плечах, с разбитыми ногами. Конь не понимает, что его лечат, попробуй
удержать.
Когда лошади набрали тело, настоялись, потребовалась проминка, каждого коня
каждый день часа полтора рысью гонять, а не то, как говорил бригадир Чекиш, «в плугу вода
пойдет с него и пустое место останется». И тут случилась крупная неприятность…
Выехали как-то проминать лошадей все впятером на своих лучших «боевых» конях.
Султанмурат на Чабдаре, Анатай на Окторе, Эркинбек на Акбайпаке, Эргеш на Алтын-туяке,
Кубаткул на Жибекжале. Вначале рысью, как и полагалось, шли. Вокруг конного двора,
потом по улице двинулись, выехали на окраину, здесь по снежному полю порысили. День
стоял солнечный, искристый, весенним светом уже присвечивало в воздухе. Горы в вышине
белые-белые и такие спокойные и ясные, что, появись муха на том белом склоне, и та была
бы услышана и увидена. Приутихла зима, пригревать стало на солнце.
Кони бежали в охотку. Им тоже не терпелось поразмяться, порезвиться. Припустили
поводья, быстрей и быстрей. Так и подмывало понестись галопом. Султанмурат впереди. А
Анатай подначивал сзади:
— Давай быстрей, что так тихо!
Но Султанмурат, как командир, не очень-то разрешал развивать скорость. Проминка —
это тебе не скачки. Это работа, тренировка лошадей, чтобы потом, в упряжи, им было легче
тянуть. Вот так они шли всем десантом. Развернулись на поле и собрались было назад, как
услышали с бугра голоса. То ребята возвращались из школы. Увидели десантников и кричат,
руками машут. Десантники в ответ тоже кричат, машут. Свой класс, седьмой, шел с уроков, и
еще другие классы. Гурьбой шли шумной. И в той гурьбе различил Султанмурат ее,
Мырзагуль, узнал сразу. Как он ее отличил, сам не знает, но то была она. По лицу,
мелькнувшему в полушалке, по фигуре, по походке, по голосу узнал. И она, кажется, узнала
его. Она тоже бежала вместе со всеми с бугра, что-то крича и размахивая сумкой. Вроде бы
даже крикнула: «Султанмура-а-ат!» И го, как бежала она, раскинув руки, как устремлена
была к нему, врезалось в память как вспышка, и понял он разом, что думал и тосковал о ней
все эти дни… И от радости точно бы волна какая-то подхватила его, и понесла, и понесла,
закружила…
Как-то так получилось, все они поскакали галопом, направляясь туда, к бугру, с
которого спускались их одноклассники. Быстро помчались, минули поле и пошли на
косогор. Они могли проскочить вдоль бугра по откосу, прогарцевать кавалькадой перед
восхищенными взорами, а дальше на конюшню. Султанмурат так и рассчитывал. И вот тут
Анатай вырвался вперед. Его Октор был резвый конь.
— Стой, куда ты, не скачи! — предупредил его Султанмурат, но Анатай даже не
оглянулся.
Странная мысль ожгла Султанмурата: «Это он хочет, чтобы она увидела его!» И
разозлился, не стерпел, загорелся азартом и припустил вслед Чабдара, закричал, загигикал,
прилег к гриве, настигать стал Анатая. А Анатай еще больше нахлестывает. И пошли они
наперегонки, кто кого, кто первым к ней, кто покажет свое удальство и превосходство. Ох
как здорово они неслись! И все равно Чабдар был сильнее, недаром отец говорил, что в нем
скрывается большой скакун. Возликовал Султанмурат, настигая Анатая как вихрь! А краем
глаза видел, как приостановилась с разбегу гурьба одноклассников, следя за вспыхнувшим