Page 26 - Ранние журавли
P. 26
теперь жизнь обернулась так, что он со своим десантом в школу не ходит, и неизвестно,
когда они вернутся на учебу. Теперь он редко ее видит и от этого страдает очень, очень,
очень тоскует по ней. Так тоскует, что порой плакать хочется. В этом он не собирался
признаваться, мужчина должен оставаться мужчиной, но действительно слезы иной раз
подкатывали к горлу. Надо было объяснить ей в письме, что вовсе не зря и не случайно он
подходил к ней вроде бы с нахальным видом на переменах и что напрасно она избегала его.
У него не было в мыслях ничего плохого. Очень хотелось также объяснить ей тот случай со
скачками, когда наглец Анатай вздумал показать, что будто он самый смелый, сильный и
вообще самый главный в десанте. Но из этого, как она сама убедилась, у него ничего не
вышло. Жаль только, что конь его Октор пострадал. Но самое важное, о чем ему хотелось бы
рассказать, — как внезапно узнал ее на бугре в гурьбе одноклассников, и как сразу понял,
что любит ее давно и сильно, и то, какая красивая была она, когда бежала с бугра, раскинув
руки и что-то крича. Она бежала к нему как музыка, как водопад, как пламя…
Лампу на подоконнике пришлось раза два подправить. Фитиль нагорал. Хорошо еще
мать спала в другой комнате и не видела, как он сжигает последний керосин. А письмо все не
получалось, и не оттого, что нечего было сказать, а, наоборот, от желания сказать обо всем
сразу.
В аиле давно уже перестали светиться окошки, давно уже перестали взлаивать собаки,
давно все спали той глухой февральской ночью в долине под Манасовым снежным хребтом.
За окном разливалась непроглядная густая тьма. Во всем мире, казалось ему, остались только
они — ночь и он со своими думами о Мырзагуль.
Наконец он решился. Озаглавив свое письмо «Ашыктык кат" 14 , написал, что оно
предназначено живущей в аиле прекрасной М., свет красоты которой может заменить свет
лампы в доме. Дальше написал, что на базаре встречается тысяча людей, а здороваются лишь
те, кто хочет подать друг другу руку. Все это он запомнил из письма Джаманкула. Потом
заверил, что хочет посвятить свою жизнь ей до последнего дыхания и так далее. В
заключение вспомнил Джаманкуловы стихи:
Аксай, Коксай,
Сарысай — земли обошел,
Но нигде такую, как ты, не нашел…
6
На другой день, после того как Аджимурат пришел из школы, отправились они с
братом за топливом в поле. Оседлали аджимуратовского ишака Черногривого, веревки для
вязанок, серпы и рукавицы приторочили к ишачьему седлу. Собаку Актоша позвали с собой.
Она охотно побежала с ними. Аджимурат по праву младшего устроился верхом, а старший
пошел рядом, погоняя ишака. Не погонишь — не поторопится. Место неблизкое. Знал
Султанмурат один уголок, богатый хворостом-сухостоем. Далеко было то место, в балке
Туюк-Джар. Весной и летом в ту балку стекались со всех сторон талые и особенно дождевые
воды. Гремела балка от взбурливших ливневых потоков и грозовых раскатов, а к осени
вымахивали в ней заросли твердостеблистых трав в рост человека. Туда редко кто
заглядывал. Зато пустым не вернешься.
Поблизости весь курай давно собран. Вот и пришлось снарядиться в Туюк-Джар.
Пообещал Султанмурат матери, что топливом обеспечит, перед тем как уезжать на Аксай.
Вначале Султанмурат шел озабоченный разными мыслями и не очень-то откликался на
разговоры словоохотливого брата. Было о чем думать. Приближалось время выхода пахарей
14 Ашыктык кат — любовное письмо.