Page 42 - Роковые яйца

где в ужасе на полу на коленях стояла Марья Степановна, распростер руки, как распятый...
Он не хотел пустить толпу и закричал в раздражении:
— Это форменное сумасшествие... вы совершенно дикие звери. Что вам нужно? —
Завыл: — Вон отсюда! — и закончил фразу резким, всем знакомым выкриком: — Панкрат,
гони их вон!
Но Панкрат никого уже не мог выгнать. Панкрат с разбитой головой, истоптанный и
рваный в клочья, лежал недвижимо в вестибюле, и новые и новые толпы рвались мимо пего,
не обращая внимания на стрельбу милиции с улицы.
Низкий человек, на обезьяньих кривых ногах, в разорванном пиджаке, в разорванной
манишке, сбившейся на сторону, опередил других, дорвался до Персикова и страшным
ударом палки раскроил ему голову. Персиков качнулся, стал падать на бок, и последним его
словом было:
— Панкрат... Панкрат...
Ни в чем не повинную Марью Степановну убили и растерзали в кабинете, камеру, где
потух луч, разнесли в клочья, в клочья разнесли террарии, перебив и истоптав обезумевших
лягушек, раздробили стеклянные столы, раздробили рефлекторы, а через час институт
пылал, возле него валялись трупы, оцепленные шеренгою вооруженных электрическими
револьверами, и пожарные автомобили, насасывая воду из кранов, лили струи во все окна, из
которых, гудя, длинно выбивалось пламя.

Глава XII
МОРОЗНЫЙ БОГ НА МАШИНЕ

В ночь с 19-го на 20 августа 1928 года упал неслыханный, никем из старожилов
никогда еще не отмеченный, мороз. Он пришел и продержался двое суток, достигнув
восемнадцати градусов. Остервеневшая Москва заперла все окна, все двери. Только к концу
третьих суток поняло население, что мороз спас столицу и те безграничные пространства,
которыми она владела и на которые упала страшная беда 28-го года Конная армия под
Можайском, потерявшая три четверти своего состава, начала изнемогать, и газовые
эскадрильи не могли остановить движения мерзких пресмыкающихся, полукольцом
заходивших с запада, юго-запада и юга по направлению к Москве.
Их задушил мороз. Двух суток по восемнадцать градусов не выдержали омерзительные
стаи, и в 20-х числах августа, когда мороз исчез, оставив лишь сырость и мокроту, оставив
влагу в воздухе, оставив побитую нежданным холодом зелень на деревьях, биться больше
было не с кем. Беда кончилась. Леса, поля, необозримые болота были еще завалены
разноцветными яйцами, покрытыми порою странным, нездешним, невиданным рисунком,
который безвестно пропавший Рокк принимал за грязюку, но эти яйца были совершенно
безвредны. Они были мертвы, зародыши в них прикончены.
Необозримые пространства земли еще долго гнили от бесчисленных трупов
крокодилов и змей, вызванных к жизни таинственным, родившимся на улице Герцена в
гениальных глазах лучом, но они уже не были опасны, непрочные созданья гнилостных,
жарких тропических болот погибли в два дня, оставив на пространстве трех губерний
страшное зловоние, разложение и гной.
Были долгие эпидемии, были долго повальные болезни от трупов гадов и людей, и
долго еще ходила армия, но уже снабженная не газами, а саперными принадлежностями,
керосинными цистернами и шлангами, очищая землю. Очистила, и все кончилось к весне 29-
го года.
А весною 29-го года опять затанцевала, загорелась и завертелась огнями Москва, и
опять по-прежнему шаркало движение механических экипажей, и над шапкою Храма Христа
висел, как на ниточке, лунный серп, и на месте сгоревшего в августе 28-го года двухэтажного
института выстроили новый зоологический дворец, и им заведовал приват-доцент Иванов, но
Персикова уже не было. Никогда не возникал перед глазами людей скорченный