Page 60 - Похождения бравого солдата Швейка

III

Войдя утром в комнату фельдкурата, Швейк застал его лежащим на диване и
напряжённо размышляющим о том, как могло случиться, что его кто-то облил, да так, что он
приклеился брюками к кожаному дивану.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — сказал Швейк, — вы ночью…
В немногих словах он разъяснил фельдкурату, как жестоко тот ошибается, думая, что
его облили.
Проснувшись с чрезвычайно тяжёлой головой, фельдкурат пребывал в угнетённом
состоянии духа.
— Не могу вспомнить, — сказал он, — каким образом я попал с кровати на диван?
— А вы и не были на кровати. Как только мы приехали, вас уложили на диван — до
постели дотащить не могли.
— А что я натворил? Не натворил ли я чего? Я же не был пьян!
— До положения риз, — отвечал Швейк, — вдребезги, господин фельдкурат, до
зелёного змия. Я думаю, вам станет легче, если вы переоденетесь и умоетесь…
— У меня такое ощущение, будто меня избили, — жаловался фельдкурат, — и потом
жажда. Я вчера не дрался?
— До этого не доходило, господин фельдкурат. А жажда — это из-за жажды
вчерашней. От неё не так-то легко отделаться. Я знал одного столяра, так тот в первый раз
напился под новый тысяча девятьсот десятый год, а первого января с утра его начала мучить
жажда, и чувствовал он себя отвратительно, так что пришлось купить селёдку и напиться
снова. С тех пор он делает это каждый день вот уже четыре года подряд. И никто не может
ему помочь, потому что по субботам он покупает себе селёдок на целую неделю. Такая вот
карусель, как говаривал наш старый фельдфебель в Девяносто первом полку.
Фельдкурат был подавлен, на него напала хандра. Тот, кто услышал бы его
рассуждения в этот момент, ни на минуту не усомнился бы в том, что попал на лекцию
доктора Александра Батека на тему «Объявим войну не на живот, а на смерть демону
алкоголя, который убивает наших лучших людей» или что читает его книгу «Сто искр
этики», — правда, с некоторыми изменениями.
— Я понимаю, — изливался фельдкурат, — если человек пьёт благородные напитки,
допустим, арак, мараскин или коньяк, а ведь я вчера пил можжевёловку. Удивляюсь, как я
мог её пить? Вкус отвратительный! Хоть бы это вишнёвка была. Выдумывают люди всякую
мерзость и пьют, как воду. У этой можжевёловки ни вкуса, ни цвета, только горло дерёт.
Была бы хоть настоящая можжевёловая настойка, какую я однажды пил в Моравии. А ведь
вчерашнюю сделали на каком-то древесном спирту или деревянном масле… Посмотрите,
что за отрыжка! Водка — яд, — решительно заявил он. — Водка должна быть натуральной,
настоящей, а ни в коем случае не состряпанной евреями холодным способом на фабрике. В
этом отношении с водкой дело обстоит, как с ромом, а хороший ром — редкость… Была бы
под рукой настоящая ореховая настойка, — вздохнул он, — она бы мне наладила желудок.
Такая ореховая настойка, как у капитана Шнабеля в Бруске.
Он принялся рыться в кошельке.
— У меня всего-навсего тридцать шесть крейцеров. Что, если продать диван… —
рассуждал он. — Как вы думаете, Швейк? Купят его? Домохозяину я скажу, что я его
одолжил или что его украли. Нет, диван я оставлю. Пошлю-ка я вас к капитану Шнабелю,
пусть он мне одолжит сто крон. Он позавчера выиграл в карты. Если вам не повезёт,
ступайте в Вршовице в казармы к поручику Малеру. Если и там не выйдет, то отправляйтесь
на Градчаны к капитану Фишеру. Скажите ему, что мне необходимо платить за фураж для
лошади, так как те деньги я пропил. А если и там у вас не выгорит, заложим рояль. Будь что
будет! Я вам напишу пару строк для каждого. Постарайтесь убедить. Говорите всем, что
очень нужно, что я сижу без гроша. Вообще выдумывайте что хотите, но с пустыми руками