Page 66 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 66
торопясь одеться и поскорей покончить с этим делом.
Вршовицкий фарар ещё спал и, когда его разбудили, начал браниться, решив
спросонок, что его зовут с требой.
— Покоя не дадут с этим соборованием! — ворчал он, неохотно одеваясь. — И придёт
же в голову умирать как раз в тот момент, когда человек только разоспался! А потом
торгуйся с ними о плате.
Итак, они встретились в прихожей — представитель господа бога у вршовицких
штатских мирян католиков, с одной стороны, и представитель бога на земле при военном
ведомстве — с другой. Собственно говоря, это был спор между штатским и военным. Если
приходский священник утверждал, что походному алтарю не место в диване, то военный
священник указывал, что тем менее его следовало переносить из дивана в ризницу костёла,
который посещается исключительно штатскими.
Швейк вставлял в разговор, разные замечания, вроде того, что легко, мол, обогащать
бедный костёл за счёт казённого военного имущества, причём слово «бедный» он
произносил как бы в кавычках.
Наконец они прошли в ризницу, и фарар выдал фельдкурату походный алтарь под
расписку следующего содержания:
«Получил походный алтарь, который случайно попал в Вршовицкий храм. Фельдкурат
Отто Кац».
Пресловутый походный алтарь был изделием венской еврейской фирмы Мориц Малер,
изготовлявшей всевозможные предметы, необходимые для богослужения и религиозного
обихода, как-то: чётки, образки святых. Алтарь состоял из трёх растворов и был покрыт
фальшивой позолотой, как и вся слава святой церкви. Не было никакой возможности, не
обладая фантазией, установить, что, собственно, нарисовано на этих трёх растворах. Ясно
было только, что алтарь этот могли с таким же успехом использовать язычники из Замбези
или бурятские и монгольские шаманы. Намалёванный кричащими красками, этот алтарь
издали казался цветной таблицей для проверки зрения железнодорожников.
Выделялась только одна фигура какого-то голого человека с сиянием вокруг головы и с
позеленевшим телом, словно огузок протухшего и разлагающегося гуся. Хотя этому святому
никто ничего плохого не делал, а, наоборот, по обеим сторонам от него находились два
крылатых существа, которые должны были изображать ангелов, — на зрителя картина
производила такое впечатление, будто голый святой орёт от ужаса при виде окружающей
компании: дело в том, что ангелы выглядели сказочными чудовищами, чем-то средним
между крылатой дикой кошкой и апокалипсическим чудовищем.
На противоположной створке алтаря намалевали образ, который должен был
изображать троицу. Голубя художнику в общем не особенно удалось испортить. Художник
нарисовал какую-то птицу, которая так же походила на голубя, как и на белую курицу
породы виандот.
Зато бог-отец был похож на разбойника с дикого Запада, каких преподносят публике
захватывающие кровавые американские фильмы.
Бог-сын, наоборот, был изображён в виде весёлого молодого человека с порядочным
брюшком, прикрытым чем-то вроде плавок. В общем бог-сын походил на спортсмена: крест
он держал в руке так элегантно, точно это была теннисная ракетка. Издали вся троица
расплывалась, и создавалось впечатление, будто в крытый вокзал въезжает поезд.
Что представляла собой третья икона — совсем нельзя было разобрать.
Солдаты во время обедни всегда спорили, разгадывая этот ребус. Кто-то даже признал
на образе пейзаж Присазавского края. Тем не менее под этой иконой стояло: «Святая Мария,
матерь божья, помилуй нас!» Швейк благополучно погрузил походный алтарь на дрожки, а
сам сел к извозчику на козлы. Фельдкурат расположился поудобнее и положил ноги на
пресвятую троицу.
Швейк болтал с извозчиком о войне. Извозчик оказался бунтарём — делал разные
замечания по части непобедимости австрийского оружия, вроде: «Так в Сербии, значит,