Page 123 - Вино из одуванчиков

твоем доме?

— Старые девы любят жить одни. — Лавиния указала на тропку среди
кустов, уходящую во тьму; там было жарко, словно в теплице. — Давай
пойдем напрямик.
— Я боюсь!
— Еще рано. Душегуб выходит на охоту гораздо позже. Лавиния взяла
Франсину под руку и повела по извилистой тропинке, все ниже, ниже, в
теплоту сверчков, кваканья лягушек и напоенную тонким пеньем москитов
тишину. Они пробирались сквозь сожженную солнцем траву, сухие стебли
кололи их голые щиколотки.
— Побежим! — задыхаясь, попросила Франсина.
— Нет!
Тропинка вильнула в сторону — и тут они увидели…
В певучей тишине ночи, под сенью нагретых солнцем деревьев лежала
Элизабет Рэмсел — казалось, она прилегла здесь, чтобы насладиться
ласковыми звездами и беспечным ветерком, руки свободно лежали вдоль
тела, как весла легкокрылого суденышка.
Франсина вскрикнула.

— Не кричи! — Лавиния протянула руки и ухватилась за Франсину, а
та всхлипывала и давилась слезами. — Не кричи, не смей кричать!
Элизабет лежала, точно ее вынесло сюда волнами; лицо залито
лунным светом, глаза широко раскрыты и тускло отсвечивают, как речная
галька, кончик языка прикушен.
— Она мертвая, — сказала Франсина. — Ой, она мертвая, мертвая!
Лавиния словно окаменела, а вокруг темнели теплые тени, стрекотали
сверчки, громко квакали лягушки.
— Надо сообщить в полицию, — сказала она наконец.

— Обними меня, Лавиния, мне холодно, ужасно холодно, в жизни не
было так холодно!

Лавиния обняла Франсину; а между тем по сухой до хруста траве
шагали полицейские, под ногами метались пятна света от карманных
фонариков, звучали приглушенные голоса; время близилось к половине
девятого.
— Прямо как в декабре. Свитер бы надеть! — не открывая глаз,
сказала Франсина и прижалась к подруге.
— Теперь вы обе можете идти, уважаемые, — сказал полицейский. —
А завтра прошу зайти к нам в участок, у нас, наверно, будут к вам еще кое-
какие вопросы.