Page 3 - Мертвые души
P. 3

глазами,  чтобы  рассмотреть  хорошенько  экипаж.  По  мере  того,  как  бричка  подъезжала  к
               крыльцу, глаза его[глаза хозяина] делались веселее и улыбка раздвигалась более и более.

                     “Павел Иванович!” — вскричал, наконец, [сказал наконец] он, когда Чичиков вылезал из
               брички.  “Насилу  вы-таки  вспомнили  нас!”[Далее  было:  Здесь  автор  просит  у  читателей
               извинения за свою непростительную рассеянность, он совершенно не помнит, сказал ли он,
               что Чичикова звали Павлом Ивановичем или нет. ]

                     Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя в комнату. Хотя
               время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько
               коротковато,  но  попытаемся,  не  успеем  ли[Далее  начато:  а.  чего;  б.  кое-что  сказать]
               как-нибудь  им  воспользоваться[как-нибудь  воспользоваться  [этим]  сим  промежутком]  и
               сказать  кое-что  о  хозяине  дома.  Но  тут  автор  должен  признаться,  что  это  очень  трудно.
               Гораздо легче изображать характеры большого размера. Там просто ляпай кистью со всей
               руки. Огненные глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб,  закинутый на плеча
               черный или огненный плащ  — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на
               свете, которые с виду очень похожи между собою, а между тем, как приглядишься, увидишь
               много самых [то] неуловимых особенностей… О, это пытка для автора. Он должен над ними
               долго  продумать,  прежде  чем  примется  за  кисть.  [Он  долго  должен  над  ними  продумать,
               прежде чем решится приняться за перо. ]

                     Один бог разве может сказать, какой был характер Манилова. На Руси, как и во всяком
               другом  государстве,  есть  очень  много  таких  [характеров]  людей,  которых  обыкновенно
               называют ни рыба, ни мясо. [ни рыбой, ни мясом] Может быть, к этому разряду принадлежал и
               Манилов. В выражении лица его было что-то чрезвычайно сладкое и во всех приемах что-то
               заискивающее расположения и знакомства. Улыбался он очень приятно и был недурен[был
               очень недурен] собою: блондин с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не
               можешь не сказать: [В первую минуту разговора с ним скажешь] Какой приятный и добрый
               человек! В следующую затем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: “Чорт знает, что
               такое!” и отойдешь подальше. Если ж не отойдешь, то почувствуешь скуку смертельную. От
               него не дождешься никакого живого или заносчивого слова, которое можешь услышать почти
               от  всякого,  [от  всякого  человека]  если  коснешься  его  предмета.  У  всякого  человека  есть
               какой-нибудь конек. Один[Далее начато: любит до] влюблен в охоту, так что если бы деньги,
               то  скупил  бы  казалось  всех  собак;  другой  мастер  лихо  пообедать;  этому  уже,  кажется, от
               рожденья внушил бог страсть колотить ямщиков и[ямщиков или] станционного смотрителя; у
               того рука чешется заломить угол бубновому тузу; но Манилов не имел решительно никакой
               страсти. Дома он говорил по обыкновению очень мало и большею частию размышлял и думал,
               но о чем он думал, тоже разве один только бог мог знать. Хозяйством тоже нельзя сказать,
               чтобы он очень занимался; он даже никогда не ездил на поля. Хозяйство как-то шло само
               собою. Когда приказчик говорил: “Хорошо бы, барин, то и то сделать”, “Да, недурно”, отвечал
               он обыкновенно куря трубку, которую курить сделал он привычку, когда еще служил в армии,
               где  [тоже]  считался  скромнейшим,  деликатнейшим  и  образованнейшим  офицером.  “Да,
               именно, недурное повторял он. Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою в затылке,
               говорил: “Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать!” — “Ступай”, говорил он,
               куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать. Иногда, глядя с
               крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома
               провести подземный ход или через пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по
               обеим  сторонам  лавки,  и  чтобы  в  них  сидели  купцы  и  продавали  разные  мелкие  товары,
               нужные  для  крестьян.  При  этом  глаза  его  делались  чрезвычайно  сладкими,  и  лицо  его
               принимало самое довольное выражение; врочем, все эти прожекты так и оканчивались одними
               только словами. В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14
               странице,  которую  он  постоянно  читал  уже  два  года.  В[Далее  начато:  одной]  доме  его
   1   2   3   4   5   6   7   8