Page 582 - Мертвые души
P. 582

К этой части главы относятся следующие наброски на отдельных листках:

                     <1> Разве весело слышать дурное мнение о себе? Думают: “Разве это не больно, разве мы
               не патриоты!” [Вместо Разве ~ патриоты: Нет, и без того о нас нехорошего мнения. Что же
               скажут теперь, когда увидят, что свой заговорил вот как! Да и будто в самом деле мы одни
               такие:  ведь  и  похуже  нас  есть!  и  прочее.  ]  На  такие  мудрые  замечания,  [Над  строкой
               надписано: и мне не надо их] особенно насчет мнения иностранцев, признаюсь, ничего нельзя
               прибрать в ответ. А разве вот что: жили в одном отдаленном городке России два обитателя;
               [ничего другого не остается сделать, как разве только привести жизнь двух обитателей одного
               отдаленного уголка России] <2> (вшит в КАБ1): Еще будет обвинение на автора со стороны
               так  называемых  патриотов.  Есть  род  патриотов,  которые  спокойно  себе  сидят  по  углам,
               занимаясь коплением капитальца, и спокойно занимаются упроченьем собственной судьбы
               насчет других. Но если что-нибудь произойдет, по мнению их, оскорбительное для отечества,
               они выбегут вдруг на свет как пауки, завидевшие, что шевелится муха, вдруг окажутся и будут
               говорить:  “Помилуйте,  [Далее  начато:  ведь  это]  зачем  всё  это  выводить  на  свет  и
               провозглашать это? Ведь чту написано <в> этой книге, всё наше. Хорошо ли это? А что скажут
               иностранцы? Ведь они и без этого о нас нехорошего мнения, a [Далее начато: тут] что ж они
               подумают  теперь,  когда  свои  да  еще  вот  как  заговорили?”  Ну,  признаюсь,  против  такого
               мудрого обвинения не найдешься, как и отвечать. Придется, видно, вместо всякого ответа,
               привести в пример жизнь двух обитателей одного отдаленного уголка.

                     Один был отец Мокий Иванович, [Мокий Павлович] человек довольно кроткий, [человек
               весьма  кроткий]  проводивший  жизнь  более  халатным  образом.  На  хозяйственные  дела  он
               немного обращал [Фраза не дописана. ] Вся жизнь обращена была в умозрительную сторону.
               Ходя  по  комнате,  он  задавал  себе  вопрос:  [Над  строкой:  и  занят  был  следующим]  “Вот,
               например,  зверь”,  говорил  он  сам  себе:  [Далее  начато:  Странно,  почему]  “зверь  родится
               нагишом. Почему ж он [он родится] нагишом? Почему не так, как птица? не из яйца? [Далее
               было: Ведь яйцо может быть и большое. Любопытный вопрос, право. Ну, вот, найдется много
               в  натуре  вещей,  совершенно  непостижимых.  Право,  в  натуре  вещи  совсем,  совсем
               непостижимы;  вот  просто  непостижимы]  Как,  право,  непостижимо!  Совсем  не  поймешь
               натуры, как больше в нее углубишься!” Другой, Иван Мокиевич, был то, что называют на Руси
               богатырь.  И  в  то  время,  когда  отец  занимался  [Далее  начато:  вопросом  о  рождении]
               рождением зверя, двадцатилетняя плечистая натура так и стремилась развернуться, и он ни за
               что не мог [не умел] взяться легко: всё или рука у кого-нибудь, или волдырь. В доме всё, от
               дворовой  девки  до  дворовой  собаки,  бежало,  его  завидев;  в  спальне  своей  он  даже
               собственную кровать изломал. “Помилуй, батюшка, Мокий Иванович”, говорила вся дворня,
               его и соседняя: “что это у тебя Иван Мокиевич? Никому покоя нет, такой притерпень”.  —
               “Да”, говорил <Мокий> Иванович, выведенный из своего дельного размышления: “[Хорошо]
               Я и сам вижу, что Иван Мокиевич шаловлив. Не знаю, право, как с ним быть. Наедине [меня]
               он не послушает; а есть средство: человек он честолюбивый, укори его при другом, третьем,
               он уймется. Да ведь как же это сделать? Нельзя. Скажи я, а весь город-то что заговорит? Ведь
               он и так уж нехорошего об нем мнения, [Далее начато: А [все таки] ведь это мое дет<ище?>,
               [мне]  моя]  а  Иван  Мокиевич  все-таки  моя  кровь.  [Далее  начато:  Уж  лучше,  говорит,  что
               узна<ют>] Если я сам заговорю о нем худо, так что ж другие? Они подумают еще хуже. Нет уж
               <пусть>  его  так  остается,  авось  выйдет  не  совcем  собака.  Да  и”  [Фраза  не  дописана.  ]  И
               довольный таким решением, отец говорил: “Ну, если бы слон родился в яйце, ведь скорлупа,
               чай, очень бы толста, пушкой не прошибешь, нужно другое выдумать огнестрельное орудие”.
               Так протекала [На этом текст наброска обрывается. ]

                     “Что, видно, они думают, что я не отец. Я отец. [Далее начато: у меня вот тут] Даром, что
               я  занят  и  тем  и  другим,  и  самому  некогда,  [Даром,  что  я  занимаюсь  предметом
   577   578   579   580   581   582   583   584   585   586   587