Page 60 - Путешествие из Петербурга в Москву

попрании нашего корыстолюбия и не освободим братию нашу из оков рабства и не
восстановим природное всех равенство? Ведая сердец ваших расположение, приятнее им
убедиться доводами, в человеческом сердце почерпнутыми, нежели в исчислениях
корыстолюбивого благоразумия, а менее еще в опасности. Идите, возлюбленные мои, идите в
жилища братии вашей, возвестите о премене их жребия. Вещайте с ощущением сердечным:
подвигнутые на жалость вашею участию, соболезнуя о подобных нам, дознав ваше равенство
с нами и убежденные общею пользою, пришли мы, да лобзаем братию нашу. Оставили мы
гордое различие, нас толико времени от вас отделявшее, забыли мы существовавшее между
нами неравенство, восторжествуем ныне о победе нашей, и сей день, в он же сокрушаются
оковы сограждан нам любезных, да будет знаменитейший в летописях наших. Забудьте наше
прежнее злодейство на вас, и да возлюбим друг друга искренне.
Се будет глагол ваш; се слышится он уже во внутренности сердец ваших.
Не медлите, возлюбленные мои. Время летит; дни наши преходят в недействии.
Да не скончаем жизни нашей, возымев только мысль благую и не возмогши ее
исполнить. Да не воспользуется тем потомство наше, да не пожнет венца нашего и с
презрением о нас да не скажет: они были.
…Вот что я прочел в замаранной грязню бумаге, которую поднял я перед почтовою
избою, вылезая из кибитки моей.
Вошед в избу, я спрашивал, кто были проезжие незадолго передо мною.
– Последний из проезжающих, – говорил мне почталион, – был человек лет пятидесяти;
едет по подорожной в Петербург. Он у нас забыл связку бумаг, которую я теперь за ним вслед
посылаю.
Я попросил почталиона, чтобы он дал мне сии бумаги посмотреть, и, развернув их,
узнал, что найденная мною к ним же принадлежала. Уговорил я его, чтобы он бумаги сии
отдал мне, дав ему за то награждение. Рассматривая их, узнал, что они принадлежали
искреннему моему другу, а потому не почел я их приобретение кражею. Он их от меня доселе
не требовал, а оставил мне на волю, что я из них сделать захочу.
Между тем как лошадей моих перепрягали, я любопытствовал, рассматривая
доставшиеся мне бумаги. Множество нашел я подобных той, которую читал. Везде я обретал
расположения человеколюбивого сердца, везде видел гражданина будущих времен. Более
всего видно было, что друг мой поражен был несоразмерностию гражданских чиносостояний.
Целая связка бумаг и начертаний законоположений относилася к уничтожению рабства в
России. Но друг мой, ведая, что высшая власть недостаточна в силах своих на претворение
мнений мгновенно, начертал путь по временным законоположениям к постепенному
освобождению земледельцев в России. Я здесь покажу шествие его мыслей.
Первое положение относится к разделению сельского рабства и рабства домашнего. Сие
последнее уничтожается прежде всего, и запрещается поселян и всех, по деревням в ревизии
написанных, брать в домы. Буде помещик возьмет земледельца в дом свой для услуг или
работы, то земледелец становится свободен. Дозволить крестьянам вступать в супружество,
не требуя на то согласия своего господина. Запретить брать выводные деньги. 134 Второе
положение относится к собственности и защите земледельцев. Удел в земле, ими
обработываемый, должны они иметь собственностию; ибо платят сами подушную подать.
Приобретенное крестьянином имение ему принадлежать долженствует; никто его оного да не
лишит, самопроизвольно. Восстановление земледельца во звание гражданина. Надлежит ему
судиму быть ему равными, то есть в расправах, 135 в кои выбирать и из помещичьих крестьян.
Дозволить крестьянину приобретать недвижимое имение, то есть покупать землю. Дозволить
невозбранное приобретение вольности, платя господину за отпускную известную сумму.

134 Выводные деньги – плата жениха за невесту, если она крепостная другого помещика.

135 Расправа – суд для государственных крестьян и однодворцев.