Page 136 - Собор Парижской Богоматери
P. 136
– Что может мужчина поделать против суеверия, отец Клод? Она это вбила себе в
голову. Полагаю, что монашеская добродетель, так свирепо себя охраняющая, – большая
редкость среди цыганских девчонок, которых вообще легко приручить. Но у нее есть три
покровителя: египетский герцог, взявший ее под свою защиту в надежде, вероятно, продать ее
какому-нибудь проклятому аббату; затем все ее племя, которое чтит ее, точно Богородицу, и,
наконец, крошечный кинжал, который плутовка носит всегда при себе, несмотря на
запрещение прево, и который тотчас же появляется у нее в руках, как только обнимешь ее за
талию Это настоящая оса, уверяю вас!
Архидьякон засыпал Гренгуара вопросами.
По мнению Гренгуара, Эсмеральда была безобидное и очаровательное существо. Она –
красавица, когда не строит свою гримаску. Наивная и страстная девушка, не знающая жизни и
всем увлекающаяся, она не имеет понятия о различии между мужчиной и женщиной – вот она
какая! Дитя природы, она любит пляску, шум, жизнь под открытым небом; это женщинапчела
с невидимыми крыльями на ногах, живущая в каком-то постоянном вихре. Своим характером
она обязана бродячему образу жизни. Гренгуару удалось узнать, что, еще будучи ребенком,
она исходила Испанию и Каталонию вплоть до Сицилии; он предполагал даже, что цыганский
табор, в котором она жила, водил ее в Алжирское царство, лежавшее в Ахайе, Ахайя же
граничит с одной стороны с маленькой Албанией и Грецией, а с другой – с Сицилийским
морем, этим путем в Константинополь. Цыгане, по словам Гренгуара, были вассалами
алжирского царя как главы всего племени белых мавров. Но достоверно было лишь то, что во
Францию Эсмеральда пришла в очень юном возрасте через Венгрию. Из всех этих стран
девушка вынесла обрывки странных наречий, иноземные песни и понятия, которые
превращают ее речь в нечто пестрое, как и ее полупарижский, полуафриканский наряд.
Жители кварталов, которые она посещает, любят ее за жизнерадостность, за приветливость, за
живость, за пляски и песни. Она считает, что во всем городе ее ненавидят два человека, о
которых она нередко говорит с содроганием: вретишница Роландовой башни, противная
затворница, которая неизвестно почему таит злобу на всех цыганок и проклинает бедную
плясунью всякий раз, когда та проходит мимо ее оконца, и какойто священник, который при
встрече с ней пугает ее своим взглядом и словами. Последняя подробность взволновала
архидьякона, но Гренгуар не обратил на это внимания, настолько двухмесячный промежуток
времени успел изгладить из памяти беззаботного поэта странные подробности того вечера,
когда он впервые встретил цыганку, и то обстоятельство, что при этом присутствовал
архидьякон Впрочем, маленькая плясунья ничего не боится: она ведь не занимается гаданьем,
и потому ей нечего опасаться обвинений в колдовстве, за что так часто судят цыганок.
Гренгуар не был ей мужем, но он заменял ей брата. В конце концов философ весьма терпеливо
сносил эту форму платонического супружества. Как-никак, у него был кров и кусок хлеба.
Каждое утро он, чаще всего вместе с цыганкой, покидал воровской квартал и помогал ей
делать на перекрестках ежедневный сбор экю и мелких серебряных монет; каждый вечер он
возвращался с нею под общий кров, не препятствовал ей запирать на задвижку дверь своей
каморки и засыпал сном праведника Если вдуматься, – утверждал он, – то это очень приятная
жизнь, располагающая к мечтательности. К тому же, по совести говоря, философ не был
твердо убежден в том, что безумно влюблен в цыганку. Он почти так же любил и ее козочку.
Это очаровательное животное, кроткое, умное, понятливое, – словом, ученая козочка. В
средние века такие ученые животные, восхищавшие зрителей и нередко доводившие своих
учителей до костра, были весьма заурядным явлением. Но чудеса козочки с золотыми
копытцами являлись самой невинной хитростью. Гренгуар объяснил их архидьякону, и тот с
интересом выслушал все подробности. В большинстве случаев достаточно было то так, то
эдак повертеть бубном перед козочкой, чтобы заставить ее проделать желаемый фокус.
Обучила ее всему цыганка, обладавшая в этом тонком деле столь необыкновенным талантом,
что ей достаточно было двух месяцев, чтобы научить козочку из отдельных букв складывать
слово «Феб».
– «Феб»? – спросил священник. – Почему же «Феб»?