Page 139 - Собор Парижской Богоматери

проемы в отвесной стене колокольни, он увидел остановившуюся на площади девушку в
причудливом наряде, расстилавшую ковер, на который вспрыгнула козочка. Вокруг них уже
собрались зрители. Это зрелище круто изменило направление его мыслей и, подобно
дуновению ветра, охлаждающему растопленную смолу, остудило его музыкальный пыл. Он
выпустил из рук веревки, повернулся спиной к колоколам и присел на корточки, позади
шиферного навеса, устремив на плясунью тот нежный, мечтательный и кроткий взор, который
уже однажды поразил архидьякона. Забытые колокола сразу смолкли, к великому
разочарованию любителей церковного звона, внимательно слушавших его с моста Менял и
разошедшихся с тем чувством недоумения, которое испытывает собака, когда ей, показав
кость, дают камень.

IV. 'Anagkh

Однажды, в погожее утро того же марта месяца, кажется в субботу 29 числа, в день св.
Евстафия, наш молодой друг, школяр Жеан Фролло Мельник, одеваясь, заметил, что карман
его штанов, где лежал кошелек, не издает больше металлического звука.
– Бедный кошелек! – воскликнул он, вытаскивая его на свет божий. Как! Ни одного су?
Здорово же тебя выпотрошили кости, пиво и Венера! Ты совсем пустой, сморщенный,
дряблый! Точно грудь ведьмы! Я спрашиваю вас, государи мои, Цицерон и Сенека,
произведения которых в покоробленных переплетах валяются вон там, на полу, я спрашиваю
вас, какая мне польза, если я лучше любого начальника монетного двора или еврея с моста
Менял знаю, что золотое экю с короной весит тридцать пять унции по двадцать шесть су и
восемь парижских денье каждая, что экю с полумесяцем весит тридцать шесть унций по
двадцать шесть су и шесть турских денье каждая, – какая мне от этого польза, если у меня нет
даже презренного лиара, чтобы поставить на двойную шестерку в кости? О консул Цицерон,
вот бедствие, из которою не выпутаешься пространными рассуждениями и всякими
quemadmodum и nerut etn vero! 97
Он продолжал одеваться. В то время как он уныло зашнуровывал башмаки, его осенила
мысль, но он отогнал ее; однако она вернулась, и он надел жилет наизнанку – явный признак
сильнейшей внутренней борьбы. Наконец, с сердцем швырнув свою шапочку оземь, он
воскликнул:
– Тем хуже! Будь что будет! Пойду к брату! Нарвусь на проповедь, зато раздобуду хоть
одно экю.
Набросив на себя кафтан с подбитыми мехом широкими рукавами, он подобрал с пола
шапочку и в совершенном отчаянии выбежал из дому.
Он спустился по улице Подъемного моста к Сите. Когда он проходил по улице
Охотничьего рожка, восхитительный запах мяса, которое жарилось на непрестанно
повертывавшихся вертелах, защекотал его обоняние. Он любовно взглянул на гигантскую
съестную лавку, при виде которой у францисканского монаха Калатажирона однажды
вырвалось патетическое восклицание Veramente, questo rotisserie sono cosa stupenda! 98 Но
Жеану нечем было заплатить за завтрак, и он, тяжело вздохнув, вошел под портик Пти-Шатле,
громадный шестигранник массивных башен, охранявших вход в Сите.
Он даже не приостановился, чтобы, по обычаю, швырнуть камнем в статую презренного
Перине-Леклерка, сдавшего при Карле VI Париж англичанам, преступление, за которое его
статуя с лицом, избитым камнями и испачканным грязью, несла наказание целых три
столетия, стоя на перекрестке улиц Подъемного моста и Бюси, словно у вечного позорного
столба.

97 «Каким образом» и «но поистине» (лат.)

98 Поистине эти харчевни изумительны! (итал.)