Page 185 - Собор Парижской Богоматери

Флер-де-Лис закрыла лицо руками, чтобы ничего не видеть.
– Прелесть моя! Хотите, вернемся в комнату? – спросил Феб.
– Нет, – ответила она, и глаза ее, закрывшиеся от страха, вновь раскрылись из
любопытства.
Телега, запряженная сильной, нормандской породы лошадью и окруженная всадниками
в лиловых ливреях с белыми крестами на груди, въехала на площадь». Со стороны улицы
Сен-Пьер-о-Беф. Стража ночного дозора расчищала ей путь в толпе мощными ударами палок.
Рядом с телегой ехали верхом члены суда и полицейские, которых нетрудно было узнать по
черному одеянию и неловкой посадке. Во главе их был Жак Шармолю.
В роковой повозке сидела девушка со связанными за спиной руками, одна, без
священника Она была в рубашке ее длинные черные волосы (по обычаю того времени их
«резали лишь у подножия эшафота) рассыпались по ее полуобнаженным плечам и груди.
Сквозь волнистые пряди, черные и блестящие, точно вороново крыло, виднелась толстая
серая шершавая веревка, натиравшая нежные ключицы и обвивавшаяся вокруг прелестной
шейки несчастной девушки, словно червь вокруг цветка Из-под веревки блестела ладанка,
украшенная зелеными бусинками, которую ей оставили, вероятно, потому, что обреченному
на смерть уже не отказывали ни в чем. Зрители, смотревшие из окон, могли разглядеть в
тележке ее обнаженные ноги, которые она старалась поджать под себя, словно еще движимая
чувством женской стыдливости. Возле нее лежала связанная козочка. Девушка зубами
поддерживала падавшую с плеч рубашку. Казалось, она страдала еще и от того, что полунагая
была выставлена напоказ толпе. Целомудрие рождено не для подобных ощущений.
– Иисусе! – воскликнула Флер-де-Лис. – Посмотрите, ведь это та противная цыганка с
козой!
Она обернулась к Фебу. Его глаза были прикованы к телеге Он был очень бледен.
– Какая цыганка с козой? – заикаясь, спросил он.
– Как? – спросила Флер-де-Лис. – Разве вы не помните?..
Феб прервал ее:
– Не знаю, о чем вы говорите.
Он хотел было вернуться в комнату. Но Флер-деЛис, которой вновь зашевелилось
чувство ревности, с такой силой пробужденное в ней не так давно этой же самой цыганкой,
бросила на него проницательный и недоверчивый взгляд. Она припомнила, что в связи с
процессом колдуньи упоминали о каком-то капитане.
– Что с вами? – спросила она Феба. – Можно подумать, что вид этой женщины смутил
вас.
Феб пытался отшутиться:
– Меня? Нисколько! С какой стати!
– Тогда останьтесь, – повелительно сказала она – Посмотрим до конца.
Незадачливый капитан вынужден был остаться. Его, впрочем, немного успокаивало то,
что несчастная не отрывала взора от дна телеги. Это, несомненно, была Эсмеральда Даже на
этой крайней ступени позора и несчастья она все еще была прекрасна Ее большие черные
глаза казались еще больше на ее осунувшемся лице; ее мертвенно-бледный профиль был чист
и светел Слабая, хрупкая, исхудавшая, она походила на прежнюю Эсмеральду так же, как
Мадонна Мазаччо походит на Мадонну Рафаэля.
Впрочем, все в ней, если можно так выразиться, утратило равновесие, все притупилось,
кроме стыдливости, – так она была разбита отчаянием, так крепко сковало ее оцепенение.
Тело ее подскакивало от каждого толчка повозки, как безжизненный, сломанный предмет.
Взор ее был безумен и мрачен. В глазах стояли неподвижные, словно застывшие слезы.
Зловещая процессия проследовала сквозь толпу среди радостных криков и проявлений
живого любопытства. Однако же мы, в качестве правдивого историка, должны сказать, что,
при виде этой прекрасной и убитой горем девушки, многие, даже черствые люди были
охвачены жалостью.
Повозка въехала на площадь.