Page 212 - Собор Парижской Богоматери

расхохочутся. А потом, если они меня даже и вздернут, ну так что же! Смерть от веревки такая
же смерть, как и всякая другая, или, вернее, не похожая на всякую другую. Это смерть,
достойная мудреца, который всю жизнь колебался; она – ни рыба ни мясо, подобно уму
истинного скептика; это смерть, носящая на себе отпечаток пирронизма и нерешительности,
занимающая середину между небом и землею и оставляющая вас висеть в воздухе. Это смерть
философа, для которой я, может статься, был предназначен. Хорошо умереть так, как жил!
Священник перебил его:
– Итак, решено?
– Да и что такое смерть в конце концов? – с увлечением продолжал Гренгуар. –
Неприятное мгновение, дорожная пошлина, переход из ничтожества в небытие. Некто
спросил мегалополийца Керкидаса, желает ли он умереть. «Почему бы нет? – ответил тот. – За
гробом я увижу великих людей: Пифагора – среди философов, Гекатея – среди историков,
Гомера среди поэтов, Олимпия – среди музыкантов».
Архидьякон протянул ему руку.
– Итак, решено? Вы придете завтра.
Этот жест вернул Гренгуара к действительности.
– Э нет! – сказал он тоном человека, пробудившегося от сна. – Быть повешенным – это
слишком нелепо! Не хочу!
– В таком случае прощайте! – уходя, архидьякон пробормотал сквозь зубы: «Я тебя
разыщу!»
«Я не хочу, чтобы этот окаянный меня разыскал», – подумал Гренгуар и побежал вслед
за Клодом.
– Послушайте, ваше высокопреподобие! Что за распри между старыми друзьями? Вы
принимаете участие в этой девушке, то есть в моей жене хотел я сказать, – хорошо! Вы
придумали хитроумный способ вывести ее невредимой из собора, но ваше средство
чрезвычайно неприятно мне, Гренгуару. А что, если мне пришел в голову другой способ?
Предупреждаю вас, что меня осенила блестящая мысль. Если я предложу вам отчаянный план,
как вызволить ее из беды, не подвергая мою шею ни малейшей опасности знакомства с петлей,
что вы на это скажете? Это вас удовлетворит? Так ли уж необходимо мне быть повешенным,
чтобы вы остались довольны?
Священник с нетерпением рвал пуговицы своей сутаны.
– Болтун! Какой же у тебя план?
«Да, – продолжал Гренгуар, разговаривая сам с собой и приложив с глубокомысленным
видом указательный палец к кончику своего носа, – именно так! Бродяги – молодцы.
Цыганское племя ее любит. Они поднимутся по первому же слову. Нет ничего легче. Напасть
врасплох. В суматохе ее легко будет похитить. Завтра же вечером… Они будут рады».
– Твой способ! Говори же! – встряхнув его, сказал священник.
Гренгуар величественно обернулся к нему:
– Да оставьте меня в покое! Неужели вы не видите, что я соображаю?
Он подумал еще несколько минут, а затем принялся аплодировать своей мысли,
восклицая:
– Великолепно! Дело верное!
– Способ! – вне себя от ярости крикнул Клод.
Гренгуар сиял.
– Подойдите ближе, чтобы я мог вам сказать об этом на ухо. Это забавный контрудар,
который всех нас выведет из затруднительного положения. Черт возьми! Согласитесь, я не
дурак!
Вдруг он спохватился:
– Постойте! А козочка с нею?
– Да, черт тебя подери!
– А ее тоже повесили бы?
– Ну и что же?