Page 217 - Собор Парижской Богоматери

– Клянусь обедней! – прервал его Жеан. – Я желал бы быть демоном Сидрагазумом.
Между тем бродяги продолжали вооружаться, перешептываясь в другом углу кабака.
– Бедняжка Эсмеральда, – говорил один цыган. – Ведь она наша сестра! Надо ее
вытащить оттуда.
– Разве она все еще в Соборе Богоматери? – спросил какой-то лжебанкрот.
– Да, черт возьми!
– Так что ж, друзья! – воскликнул лжебанкрот. – В поход на Собор Богоматери! Тем
более что там, в часовне святого Фереоля и Ферюсьона, имеются две статуи, изображающие
Иоанна Крестителя, а другая – святого Антония, обе из чистого золота, весом в семь золотых
марок пятнадцать эстерлинов, а подножие у них из позолоченного серебра, весом в
семнадцать марок и пять унций. Я знаю это доподлинно, я золотых дел мастер.
Тут Жеану принесли ужин, и, положив голову на грудь сидевшей с ним рядом девицы,
он воскликнул:
– Клянусь святым Фультом Люкским, которого народ называет «Святой Спесивец», я
вполне счастлив. Вон там, против меня, сидит болван с голым, как у эрцгерцога, лицом и
глядит на меня. А вон, налево, – другой, у которого такие длинные зубы, что закрывают ему
весь подбородок. А сам я, ни дать ни взять, маршал Жиэ при осаде Понтуаза, – мой правый
фланг упирается в холм. Пуп Магомета! Приятель, ты похож на продавца мячей для лапты, а
сел рядом со мной! Я дворянин, мой Друг. Торговля несовместима с дворянством. Убирайся
отсюда, прочь! Эй! Эй, вы там! Не драться! Как, Батист Птицеед, у тебя такой великолепный
нос, а ты подставляешь его под кулак этого олуха? Вот дуралей! Non cuiquam datum est habere
nasum. 148 Ты божественна, Жакелина Грызи-Ухо, жаль только, что ты лысая. Эй! Меня зовут
Жеан Фролло, и у меня брат архидьякон! Черт бы его побрал! Все, что я вам говорю, сущая
правда. Став бродягой, я с легким сердцем отказался от той половины дома в раю, которую
сулил мне брат. Dimidiam domum in paradiso Я цитирую подлинный текст. У меня ленное
владение на улице Тиршап, и все женщины влюблены в меня. Это так же верно, как то, что
святой Элуа был отличным золотых дел мастером и что в городе Париже пять цехов:
дубильщиков, сыромятников, кожевников, кошелечников и парильщиков кож, а святого
Лаврентия сожгли на костре из яичной скорлупы. Клянусь вам, друзья!
Год не буду пить перцовки.
Если вам сейчас солгал! Милашка! Ночь нынче лунная, погляди-ка в отдушину, как
ветер мнет облака! Точь-в-точь, как я твою косынку! Девки, утрите сопли ребятам и свечам!
Христос и Магомет! Что это я ем. Юпитер? Эй, сводня! У твоих потаскух потому на голове нет
волос, что все они в твоей яичнице. Старуха, я люблю лысую яичницу! Чтоб дьявол тебя
сделал курносой! Нечего сказать, хороша вельзевулова харчевня, где шлюхи причесываются
вилками!
Выпалив это, он разбил свою тарелку об пол и загорланил:

Клянуся божьей кровью
Законов, короля,
И очага, и крова
Нет больше у меня!
И с верою Христовой
Давно простился я!

Тем временем Клопен Труйльфу успел закончить раздачу оружия. Он подошел к
Гренгуару, – тот, положив ноги на каминную решетку, о чем-то думал.
– Дружище Пьер! О чем это ты, черт возьми, задумался? – спросил король Алтынный.
Гренгуар, грустно улыбаясь, обернулся к нему.

148 Не всякому дано иметь нос (лат.)