Page 213 - Собор Парижской Богоматери

– Да, они бы ее повесили. Месяц тому назад они повесили свинью. Палачу это на руку.
Потом он съедает мясо. Повесить мою хорошенькую Джали! Бедный ягненочек!
– Проклятье! – воскликнул Клод. – Ты сам настоящий палач! Ну что ты изобрел,
пройдоха? Щипцами, что ли, надо из тебя вытащить твой способ?
– Успокойтесь, учитель! Слушайте!
Гренгуар, наклонившись к уху архидьякона, принялся что-то шептать ему, беспокойным
взглядом окидывая улицу, где, впрочем, не было ни души. Когда он кончил, Клод пожал ему
руку и холодно проговорил:
– Хорошо. До завтра!
– До завтра! – проговорил Гренгуар.
Архидьякон направился в одну сторону, а он пошел в другую.
– Затея смелая, мэтр Пьер Гренгуар! – бормотал он. – Ну, ничего. Если мы люди
маленькие, отсюда еще не следует, что мы боимся больших дел. Ведь притащил же Битон на
своих плечах целого быка! А трясогузки, славки и каменки перелетают через океан.

II. Становясь бродягой

Вернувшись в монастырь, архидьякон нашел у двери своей кельи младшего брата,
Жеана Мельника, – тот дожидался его и разгонял скуку ожидания, рисуя углем на стене
профиль старшего брата с огромным носом.
Отец Клод мельком посмотрел на брата. Он был занят своими мыслями. Веселое лицо
повесы, улыбки которого столько раз проясняли мрачную физиономию священника, ныне
было бессильно рассеять туман, сгущавшийся с каждым днем в этой порочной, зловонной,
загнившей душе.
– Братец! – робко заговорил Жеан. – Я пришел повидаться с вами.
Архидьякон даже не взглянул на него.
– Дальше что?
– Братец! – продолжал лицемер. – Вы так добры ко мне и даете такие благие советы, что
я постоянно возвращаюсь к вам.
– Еще что?
– Братец! Вы были совершенно правы, когда говорили мне: «Жеан! Жеан! Cessat
doctorum doctrina, discipulorum discipline! 145 Жеан, будь благоразумен, Жеан, учись, Жеан, не
отлучайся на ночь из коллежа без уважительных причин и без разрешения наставника. Не
дерись с пикардийцами, noli, Joannes, verberare Picardos. He залеживайся, подобно
безграмотному ослу, quasi aslnus illiteratus на подстилке. Жеан, не противься наказанию,
которое угодно будет наложить на тебя учителю. Жеан, посещай каждый вечер часовню и пой
псалмы, стихи и молитвы Пречистой деве Марии!» Какие это были превосходные
наставления!
– Ну и что же?
– Брат! Перед вами преступник, грешник, негодяй, развратник, чудовище! Дорогой брат!
Жеан все ваши советы превратил в солому и навоз, он попрал их ногами. Я жестоко за это
наказан, и господь бог совершенно прав. Пока у меня были деньги, я кутил, безумствовал, вел
разгульную жизнь! О, сколь пленителен разврат с виду и сколь отвратительна и скучна его
изнанка! Теперь у меня нет ни единого беляка; я продал свою простыню, сорочку и полотенце.
Прощай, веселая жизнь! Чудесная свеча потухла, и у меня остался лишь сальный огарок,
чадящий мне в нос. Девчонки меня высмеивают. Я пью одну воду. Меня терзают угрызения
совести и кредиторы.
– Вывод? – спросил архидьякон.
– Дражайший брат! Я так хотел бы вернуться к праведной жизни! Я пришел к вам с

145 Иссякает ученость ученых, послушание учеников (лат.)