Page 66 - Собор Парижской Богоматери

великолепному окну-розетке напоминала собор, изящная часовня во имя божьей матери,
огромный спальный покой, обширные сады, опускная решетка, подъемный мост, зубчатая
ограда на зеленом фоне окрестных лугов, дворы, где среди отливавших золотом
кардинальских мантий сверкали доспехи воинов, – все это сомкнутое и сплоченное вокруг
трех высоких романских шпилей, прочно утвержденных на готическом своде, вставало на
горизонте великолепной картиной.
Когда, наконец, вдосталь насмотревшись на Университетскую сторону, вы обращались к
правому берегу, к Городу, панорама резко менялась. Город, хотя и более обширный, чем
Университет, не представлял такого единства. С первого же взгляда нетрудно было заметить,
что он распадается на несколько совершенно обособленных частей. Та часть Города на
востоке, которая и теперь еще называется «Болотом» (в память о том болоте, куда Камюложен
завлек Цезаря), представляла собою скопление дворцов. Весь этот квартал тянулся до самой
реки. Четыре почти смежных особняка – Жуй, Сане, Барбо и особняк королевы – отражали в
водах Сены свои шиферные крыши, прорезанные стройными башенками. Эти четыре здания
заполняли все пространство от улицы Нонендьер до аббатства целестинцев, игла которого
изящно оттеняла линию их зубцов и коньков. Несколько позеленевших от плесени лачуг,
нависших над водой перед этими роскошными особняками, не мешали разглядеть прекрасные
линии их фасадов, их широкие квадратные окна с каменными переплетами, их стрельчатые
портики, уставленные статуями, четкие грани стен из тесаного камня и все те очаровательные
архитектурные неожиданности, благодаря которым кажется, будто готическое зодчество в
каждом памятнике прибегает к новым сочетаниям. Позади этих дворцов, разветвляясь по всем
направлениям, то в продольных пазах, то в виде частокола и вся в зубцах, как крепость, то
прячась, как загородный домик, за раскидистыми деревьями, тянулась бесконечная
причудливая ограда удивительного дворца Сен-Поль, в котором могли свободно и роскошно
разместиться двадцать два принца королевской крови, таких, как дофин и герцог
Бургундский, с их слугами и с их свитой, не считая знатных вельмож и императора, когда тот
посещал Париж, а также львов, которым были отведены особые палаты в этом королевском
дворце. Заметим, что в то время помещение царственной особы состояло не менее чем из
одиннадцати покоев, от парадного зала и до молельной, не считая галерей, бань, ванных и
иных относящихся к нему «подсобных» комнат; не говоря об отдельных садах, отводимых для
каждого королевского гостя; не говоря о кухнях, кладовых, людских, общих трапезных,
задних дворах, где находились двадцать два главных служебных помещения, от хлебопекарни
и до винных погребов; не говоря о залах для разнообразных игр – в шары, в мяч, в обруч, о
птичниках, рыбных садках, зверинцах, конюшнях, стойлах, библиотеках, оружейных палатах
и кузницах. Вот что представлял собою тогда королевский дворец, будь то Лувр или
Сен-Поль. Это был город в городе.
С той башни, на которой мы стоим, дворец СенПоль, полузакрытый от нас четырьмя
упомянутыми большими зданиями, был еще очень внушителен и представлял собой чудесное
зрелище. В нем легко можно было различить три особняка, которые Карл пристроил к своему
дворцу, хотя они и были искусно связаны с главным зданием при помощи ряда длинных
галерей с расписными окнами и колонками. Это были: особняк Пти-Мюс с резной
балюстрадой, изящно окаймлявшей его крышу; особняк аббатства Сен-Мор, имевший вид
крепости, с массивной башней, бойницами, амбразурами, небольшими железными
бастионами и гербом аббатства на широких саксонских воротах, между двух выемок для
подъемного моста; особняк графа д'Этамп, с разрушенной вышкой круглой замковой башни,
зазубренной, как петушиный гребень; местами три-четыре вековых дуба образовывали купы,
наподобие огромных кочанов цветной капусты; в прозрачных водах сажалок, переливавшихся
светом и тенью, глаз подмечал вольные игры лебедей; а дальше – множество дворов,
живописную глубину которых можно было разглядеть, Львиный дворец с низкими сводами на
приземистых саксонских столбах, с железными решетками, из-за которых постоянно
слышалось рычанье, а над всем этим вздымалась чешуйчатая стрела церкви Благовещенья.
Слева находилось жилище парижского прево, окруженное четырьмя башенками тончайшей