Page 67 - Собор Парижской Богоматери
P. 67

резьбы. В середине, в глубине, находился дворец Сен-Поль со всеми его размножившимися
               фасадами,  с  постепенными  приращениями  со  времен  Карла  V,  этими  смешанного  стиля
               наростами, которыми в продолжение двух веков обременяла его фантазия архитекторов, со
               сводчатыми  алтарями  его  часовен,  коньками  его  галерей,  с  множеством  флюгеров  на  все
               четыре  стороны  и  двумя  высокими  башнями,  конические  крыши  которых,  окруженные  у
               основания зубцами, напоминали остроконечные шляпы с приподнятыми полями.
                     Продолжая подниматься ступень за ступенью по этому простиравшемуся в отдалении
               амфитеатру дворцов и преодолев глубокую лощину, словно вырытую среди кровель Города и
               обозначавшую  улицу  СентАнтуан,  ваш  взор  достигал  наконец  Ангулемского  подворья  –
               обширного строения, созданного усилиями нескольких эпох, в котором новые, незапятнанной
               белизны части столь же мало шли к целому, как красная заплата к голубой мантии. Тем не
               менее до странности остроконечная и высокая крыша нового дворца щетинившаяся резными
               желобами,  покрытая  свинцовыми  полосами,  на  которых  множеством  фантастических
               арабесок  вились  искрящиеся  инкрустации  из  позолоченной  меди, –  эта  крыша,  столь
               своеобразно  изукрашенная,  грациозно  возносилась  над  бурыми  развалинами  старинного
               дворца, толстые башни которого, раздувшиеся от времени, словно бочки, осевшие от ветхости
               и треснувшие сверху донизу, напоминали толстяков с расстегнувшимися на брюхе жилетами.
               Позади этого здания высился лес стрел дворца Ла-Турнель. Ничто в мире, ни Альгамбра, ни
               Шамборский  замок,  не  могло  представить  более  волшебного,  более  воздушного,  более
               чарующего  зрелища,  чем  этот  высокоствольный  лес  стрел,  колоколенок,  дымовых  труб,
               флюгеров, спиральных и винтовых лестниц, сквозных, словно изрешеченных пробойником
               бельведеров, павильонов, веретенообразных башенок, или, как их тогда называли, «вышек»
               всевозможной формы, высоты и расположения. Все это походило на гигантскую каменную
               шахматную доску.
                     Направо от Ла-Турнель ершился пук огромных иссиня-черных башен, вставленных одна
               в другую и как бы перевязанных окружавшим их рвом. Эта башня, в которой было прорезано
               больше бойниц, чем окон, этот вечно вздыбленный подъемный мост, эта вечно опущенная
               решетка,  все  это  –  Бастилия.  Эти  торчащие  между  зубцами  подобия  черных  клювов,  что
               напоминают издали дождевые желоба – пушки.
                     Под  жерлами,  у  подножия  чудовищного  здания  –  ворота  Сент-Антуан,  заслоненные
               двумя башнями.
                     За Ла-Турнель, вплоть до самой ограды, воздвигнутой Карлом V, расстилался, весь в
               богатых узорах зелени и цветов, бархатистый ковер королевских полей и парков, в центре
               которого  по  лабиринту  деревьев  и  аллей  можно  было  различить  знаменитый  сад  Дедала,
               который  Людовик  подарил  Куактье.  Обсерватория  этого  медика  возвышалась  над
               лабиринтом, словно одинокая мощная колонна с маленьким домиком на месте капители. В
               этой лаборатории составлялись страшные гороскопы.
                     Ныне на том месте Королевская площадь.
                     Как  мы  уже  упоминали,  дворцовый  квартал,  о  котором  мы  старались  дать  понятие
               читателю,  отметив,  впрочем,  лишь  наиболее  примечательные  строения,  заполнял  угол,
               образуемый на востоке оградою Карла V и Сеною. Центр Города был загроможден жилыми
               домами.  Как  раз  к  этому  месту  выходили  все  три  моста  правобережного  Города,  а  возле
               мостов жилые дома появляются прежде чем дворцы. Это скопление жилищ, лепящихся друг к
               другу, словно ячейки в улье, не лишено было своеобразной красоты. Кровли большого города
               подобны морским волнам: в них есть какое-то величие. В сплошной их массе пересекавшиеся,
               перепутавшиеся  улицы  образовывали  сотни  затейливых  фигур.  Вокруг  рынков  они
               напоминали звезду с великим множеством лучей. Улицы Сен-Дени и СенМартен со всеми их
               бесчисленными разветвлениями поднимались рядом, как два мощных сплетшихся дерева. И
               через  весь  этот  узор  змеились  Штукатурная,  Стекольная,  Ткацкая  и  другие  улицы.
               Окаменевшую зыбь моря кровель местами прорывали прекрасные здания. Одним из них была
               башня Шатле, высившаяся в начале моста Менял, за которым, под колесами Мельничного
               моста, пенились воды Сены; это была уже не римская башня времен Юлиана Отступника, а
   62   63   64   65   66   67   68   69   70   71   72