Page 71 - Собор Парижской Богоматери

значит, что мы не отдаем им должного. Церковь св. Женевьевы, создание Суфло, несомненно
является одним из самых удачных савойских пирогов, которые когда-либо выпекались из
камня. Дворец Почетного легиона тоже очень изысканное пирожное. Купол Хлебного рынка
поразительно похож на фуражку английского жокея, насаженную на длинную лестницу.
Башни церкви Сен-Сюльпис напоминают два больших кларнета, чем это хуже чего-нибудь
другого? – а кривая, жестикулирующая вышка телеграфа на их крыше вносит приятное
разнообразие. Портал церкви св. Роха своим великолепием равен лишь порталу церкви св.
Фомы Аквинского. Он также обладает рельефным изображением Голгофы, помещенным в
углублении, и солнцем из позолоченного дерева. И то и другое совершенно изумительно!
Фонарь лабиринта Ботанического сада также весьма замысловат. Что касается дворца Биржи,
с греческой колоннадой, римскими дугообразными окнами и дверьми и большим, низким
сводом эпохи Возрождения, то в целом это, несомненно, вполне законченный и безупречный
памятник зодчества: доказательством служит невиданная и в Афинах аттическая надстройка,
прекрасную и строгую линию коей местами грациозно пересекают печные грубы. Заметим
кстати, что если облик здания должен соответствовать его назначению и если это назначение
должно само о себе возвещать одним лишь характером постройки, то нельзя не восхищаться
памятником, который может служить и королевским дворцом и палатой общин, городской
ратушей и учебным заведением, манежем и академией, складом товаров и зданием суда,
музеем и казармами, гробницей, храмом и театром. Но пока это лишь Биржа. Кроме того,
каждое здание должно быть приноровлено к известному климату. Очевидно, здание Биржи,
словно по заказу, создано специально для нашего хмурого и дождливого неба. Его крыша
почти плоская, как на Востоке, поэтому зимой, во время снегопада, ее подметают. Конечно,
крыши для того и возводятся, чтобы их подметать. А своему назначению вполне
соответствует: оно с таким же успехом служит во Франции биржей, с каким в Греции могло
бы быть храмом. Правда, зодчему немалого труда стоило скрыть циферблат часов, который
нарушил бы чистоту прекрасных линий фасада, но зато осталась опоясывающая здание
колоннада, под сенью которой в торжественные дни церковных праздников может
величественно продефилировать депутация от биржевых маклеров и менял.
Все это, несомненно, великолепные памятники. К ним можно еще добавить множество
красивых, веселых и разнообразных улиц вроде улицы Риволи, и я не теряю надежды, что
когда-нибудь вид Парижа с воздушного шара явит то богатство линий, то изобилие деталей, то
многообразие, то не поддающееся определению грандиозное в простом и неожиданное в
прекрасном, что отличает шахматную доску.
Но каким бы прекрасным вам ни показался современный Париж, восстановите Париж
XV столетия, воспроизведите его в памяти; посмотрите на белый свет сквозь удивительный
лес шпилей, башен и колоколен; разлейте по необъятному городу Сену, всю в зеленых и
желтых переливах, более изменчивую, чем змеиная кожа, вбейте в нее клинья островов,
сожмите арками мостов; четко вырежьте на голубом горизонте готический профиль старого
Парижа; заставьте в зимнем тумане цепляющемся за бесчисленные трубы, колыхаться его
очертания; погрузите город в глубокий ночной мрак и полюбуйтесь прихотливой игрой теней
и света в мрачном лабиринте зданий; бросьте на него лунный луч, который неясно обрисует
его и выведет из тумана большие головы башен, или, не тронув светом этот черный силуэт,
углубите тени на бесчисленных спорых углах шпилей и коньков и заставьте его внезапно
выступить более зубчатым, чем пасть акулы, на медном небе заката. А теперь сравните.
Если же вы захотите получить от старого города впечатление, которого современный
Париж вам уже дать не может, то при восходе солнца, утром в день большого праздника, на
Пасху или на Троицу, взойдите на какое-нибудь высокое место, где бы столица была у вас
перед глазами, и дождитесь пробуждения колоколов. Вы увидите, как по сигналу, данному с
неба, – ибо подает его солнце, – сразу дрогнут тысячи церквей. Сначала это редкий,
перекидывающийся с одной церкви на другую перезвон, словно оркестранты предупреждают
друг друга о начале. Затем вы внезапно увидите, – иногда и ухо обретает зрение, – увидите,
как от каждой звонницы вздымается как бы колонна звуков, облако гармонии. Сначала голос