Page 20 - Темные аллеи

Она была бледна какой-то индусской бледностью, родинки на ее лице стали темней,
чернота волос и глаз как будто еще чернее. Она облегченно передохнула:
— Ох, какая гадость. Недаром слово ужас происходит от ужа. Они у нас тут повсюду, и в
саду, и под домом… И Петя, представьте, берет их в руки!
Впервые заговорила она с ним просто, и впервые взглянули они друг другу в глаза
прямо.
— Но какой вы молодец! Как вы его здорово стукнули!
Она совсем пришла в себя, улыбнулась и, перебежав с носа на корму, весело села. В
своем испуге она поразила его красотой, сейчас он с нежностью подумал: да, она совсем еще
девчонка! Но, сделав равнодушный вид, озабоченно перешагнул в лодку, и, упирая веслом в
студенистое дно, повернул ее вперед носом и потянул по спутанной гуще подводных трав на
зеленые щетки куги и цветущие кувшинки, все впереди покрывавшие сплошным слоем своей
толстой, круглой листвы, вывел ее на воду и сел на лавочку посередине, гребя направо и
налево.
— Правда, хорошо? — крикнула она.
— Очень! — ответил он, снимая картуз, и обернулся к ней: — Будьте добры кинуть
возле себя, а то я смахну его в это корыто, которое, извините, все-таки протекает и полно
пьявок.
Она положила картуз к себе на колени.
— Да не беспокойтесь, киньте куда попало.
Она прижала картуз к груди:
— Нет, я его буду беречь!
У него опять нежно дрогнуло сердце, но он опять отвернулся и стал усиленно запускать
весло в блестевшую среди куги и кувшинок воду.
К лицу и рукам липли комары, кругом все слепило теплым серебром: парной воздух,
зыбкий солнечный свет, курчавая белизна облаков, мягко сиявших в небе и в прогалинах воды
среди островов из куги и кувшинок; везде было так мелко, что видно было дно с подводными
травами, но оно как-то не мешало той бездонной глубине, в которую уходило отраженное
небо с облаками. Вдруг она опять взвизгнула — и лодка повалилась на бок: она сунула с
кормы руку в воду и, поймав стебель кувшинки, так рванула его к себе, что завалилась вместе
с лодкой — он едва успел вскочить и поймать ее подмышки. Она захохотала и, упав на корму
спиной, брызнула с мокрой руки прямо ему в глаза. Тогда он опять схватил ее и, не понимая,
что делает, поцеловал в хохочущие губы. Она быстро обняла его за шею и неловко поцеловала
в щеку…
С тех пор они стали плавать по ночам. На другой день она вызвала его после обеда в сад
и спросила:
— Ты меня любишь?
Он горячо ответил, помня вчерашние поцелуи в лодке:
— С первого дня нашей встречи!
— И я, — сказала она. — Нет, сначала ненавидела — мне казалось, что ты совсем не
замечаешь меня. Но, слава богу, все это уже прошлое. Нынче вечером, как все улягутся,
ступай опять туда и жди меня. Только выйди из дому как можно осторожнее — мама за
каждым шагом моим следит, ревнива до безумия.
Ночью она пришла на берег с пледом на руке. От радости он встретил ее растерянно,
только спросил:
— А плед зачем?
— Какой глупый. Нам же будет холодно. Ну, скорей садись и греби к тому берегу…
Всю дорогу они молчали. Когда подплыли к лесу на той стороне, она сказала:
— Ну вот. Теперь иди ко мне. Где плед? Ах, он подо мной. Прикрой меня, я озябла, и
садись. Вот так… Нет, погоди, вчера мы целовались как-то бестолково, теперь я сначала сама
поцелую тебя, только тихо, тихо. А ты обними меня… везде…
Под сарафаном у нее была только сорочка. Она нежно, едва касаясь, целовала его в края