Page 157 - Краеведческий бюллетень

Колпакова играет актриса уже зрелого возраста (Танабэ Кинуко), что, мать и женщину) позволил представить трагедию не только на уровне

быть может, сталкивает в японском мировоззрении неопытную и про­ нравственных чувств и растлевающей идеологии России конца XIX века

стодушную хористку Пашу 23 лет (Сибата Томоко) и предполагаемую (“Палата № 6, куда даже врачи не заглядывают, представляет собой тем­

мудрость немолодой женщины, явившейся в дом девушки с серьезным ное и грязное пространство, само пребывание в котором выводит из со­

разговором. Более того, вскользь замеченные Пашей выражение лица и стояния равновесия”),8 но и на уровне физиологического надругательства

%
речи барыни, “как в театре”, становятся главной чертой общего образа надзирателя (Нисикава Кэнъичиро) над пребывающей скорее в состоянии

японской актрисы, искусственно унижающейся перед девушкой, брезг­ естественного шока, нежели душевной болезни, Анны Михайловны. И в

ливо и по-мещански заворачивающей в свой платок брошенные никогда сценическом исполнении слова чеховского героя Громова еще более ве­

не принадлежавшие ни ей, ни ее мужу драгоценности. сомы и правдоподобны, чем в общем прозаическом повествовании:

И если у А.П. Чехова основная тональность рассказа связана с ощу­ “... ведь десятки, сотни сумасшедших гуляют на свободе, потому что ваше

щением Пашей нанесенной обиды, еще одной трагедией ее жизни, то невежество неспособно отличить их от здоровых. Почему же я и вот эти

японская интерпретация несет в себе мотив, присущий “Пышке” фран­ несчастные должны сидеть тут за всех как козлы отпущения? Вы, фель­

цузского писателя Г. де Мопассана. Чувства хористки Паши, человека дшер, смотритель и вся ваша больничная сволочь, в нравственном отно­

низкого сословия, оказываются духовно выше “благородной”, “порядоч­ шении неизмеримо ниже каждого из нас, почему же мы сидим, а вы нет?

ной, гордой, чистой” (как говорит о своей супруге Колпаков), но дале­ Где логика?”.

кой от истинного понимания нравственности жены Николая Петровича, Наибольшим же успехом была отмечена “Последняя могиканша”, в

называющей незнакомую ее девушку “гадкой” и “мерзкой”, “низкой” и которой, наверное, все было крайне реалистично и зримо, а вкрапления

“продажной”. Впрочем, и в этой миниатюре не обошлось без казусов: русскоязычного текста только усилили аплодисменты зрительного зала

“Николай Иванович!” - по ошибке кричит актриса вслед спешно удаля­ японским актерам. Даже первое появление Хлыкиной (Хэнми Кэйко)

ющемуся и “оскорбленному” Николаю Петровичу Колпакову (Танака живо напомнило чеховский текст и его несовместимых между собой

Ёсихиро). героев: “На ее краснощеком весноватом лице было написано столько

Постановка “Палаты № 6” в сравнении с предыдущей интерпретаци­ тупой важности, что я сразу как-то почувствовал, почему ее так не лю­

ей пятилетней давности заслуживает самой высокой оценки профессио­ бит Докукин. Вслед за полной дамой семенил маленький, худенький

нального роста театральной труппы “Ти-Эй-Си Михара-дзюку” и в лице человечек в пестром сюртучке, широких панталонах и бархатной жи­

сценариста, и в лице режиссера, и в лице несколько сменившегося со­ летке -узкоплечий, бритый, с красным носиком. На его жилетке болта­

става актеров. В этом случае следует напомнить, что комментарий к спек­ лась золотая цепочка, похожая на цепь от лампадки. В его одежде, дви­

таклю, данный в театральном буклете, явно устарел, и перед глазами жениях, носике, во всей его нескладной фигуре сквозило что-то рабски

зрителя разворачивалось действие не менее глубокомысленное и сим­ приниженное, пришибленное... Барыня вошла и, как бы не замечая нас,

воличное, чем у величайшего прозаика А.П. Чехова. направилась к иконам и стала креститься”.

Японский вариант “Палаты № 6” ясен и лаконичен (позволим заме­ Сам же конфликт “Последней могиканши”, по замыслу создателей

тить, что в отличие от других инсценируемых текстов А.П. Чехова “Па­ спектакля, кроется в образе Досифея (Оми Баку), который в чеховском

лата № 6” более объемна по содержанию, так как является повестью, а рассказе “когда-то речи в собрании говорил” и “новую сеялку” изобрел,

не рассказом, что было неверно замечено в рекламных афишах теат­ а в японской версии представлен как бывший революционер. Малодуш­

ральной труппы “Ти-Эй-Си Михара-дзюку”). Главное же, что бросается ный и неспособный теперь на самостоятельные решения Досифей живет

в глаза зрителю,-это сугубо женский состав спектакля, в котором роль исключительно для удовлетворения глуповатых прихотей своей своен­

пациента палаты № 6 Ивана Дмитриевича Громова отдана Вере" (Ма- равной жены. Он, маленький и незаметный человек вопреки скучаю­

цудзака Харуэ), доктора Андрея Ефимыча Ратина - Анне Михайловне щим, но самостоятельным Докукину (Танака Ёсихиро) и Егору (Ниси­

(Сираиси Наоко), “жида” Мойросейки - Луке (Куми Мадока) и т. д. И именно кава Кэнъичиро) обращает на себя внимание только тем, что, став пред­

“женский” образ палаты № 6 (очевидно, символизирующий Россию как метом жалости поварихи Эмошки (Мацудзака Харуэ) - в чеховском тек-

7 В первый приезд на Сахалин у этой героини было обозначено и русское отчество - 8Фрагмент цитаты дан из пересказа сценического действия к повести '‘Палата „Ч° 6” //
Вера Дмитриевна Рассказы. С любовью к А.П. Чехов: Рекламный буклет, 2001. - С. 6.

154 155