Page 164 - И жили люди на краю

161
Появился штабной офицер, предупредил Ромашова, что
ночью сапёры будут срывать эскарп – противоположный берег,
служащий естественным препятствием для танков; если японцы
полезут, надо защитить своих ребят. Ромашов ответил: защитим.
И подумал: «Наверное, кто-то толковый взялся командовать».
Ночь наступила чёрная; работа сапёров была не слышна
– все звуки заглушал шум бурливой речки. Японцы время от
времени стреляли из бойниц вала, как бы сообщая, что они не
спят. Вдруг, по вспыхнувшему в бойнице огоньку ударило
орудие. Затем по второму и третьему. И противник замолк. Это
на всех наших солдат подействовало ободряюще: вот так его!..
Ромашов полулежал на расходящейся надвое сухостойной
берёзе; было тепло, даже уютно, и он вспомнил иную тихую ночь
на берегу пролива; с первой скалы, что за мысом Жонкьер – в
прилив она превращается в островок – ловил с другом Славкой
морских окуней. Окуни хватали наживку, как только она
погружалась в воду. Однако вытаскивали их не часто. Рыба с
добычей успевала метнуться в водоросли или под камень.
Может, там выплёвывала её, почувствовав неладное, а крючок за
что-то цеплялся – тянули, дергали, пока не обрывали леску. Но
когда трепещущий тяжёлый зелёногубый окунь оказывался на
скале у ног, вспыхивало приятное чувство: перехитрил, поймал!
Но порою наплывало и другое, трепетно-сладостное, неясное и
закидушка с оторванными крючками свисала с руки – смотрел на
матово-оливковую ширь воды, на лунную дорожку, что прямо от
скалы тянулась через пролив, и хотелось спрыгнуть на неё и
побежать туда, на материк, глянуть, как там? И – назад. У скалы
вздрагивали волны, на зубчатых выступах Жонкьера дремали
чайки и бакланы; влажный ветерок приносил запах прелых
водорослей и свежих трав; на рейде блекло светились судовые
огни, а в холодной сизости неба сверкали звезды; хорошо,
покойно вокруг, и в этом покое и красоте само собою забывалось,