Page 500 - И жили люди на краю
P. 500
497
– Что слышали? – насторожился Яша.
Смолин скованно повёл лопатками. Он и не предполагал,
что парни не знают о том, что потрясло сердца тысяч людей.
– Ну, больше нет того парохода, – с комом в горле
проговорил Смолин. – Торпедой его... подводная лодка.
– За что? – вскрикнул Яша. – За что? Разве то был военный?
– он затрясся в плаче; лицо его исказилось в ярости. – Это
русские. Будь они прокляты! Ненавижу! Я их!...
Смолин набычился, глаза его потемнели.
– Кого? – спросил хмуро. – Его? – показал на Тимофея.
– Меня? И мать у тебя русская. Я не знаю, какой крови в тебе
больше, но я знаю: чтобы стать добрым, и десяти лет мало, а
чтобы причинить зло, и одного дня хватит. С избытком. Значит,
тем, утопившим пароход, всей жизни было мало, чтоб стать
людьми. Да и болтают разное: одни говорят, русские взорвали,
другие – американцы...
– Я уверен: отца спасли!
Смолин столкнулся с немигающе-пронзительным взглядом
светлых раскосых глаз.
– Погибли все. Человек триста.
– Враки! Я найду отца или тут, или в Японии.
Иван Смолин молча залез в полушубок, надел шапку и,
открывая дверь, сказал:
– В Отомари меня найдёте во втором доме слева от почты.
Он остановился перед лесом, на возвышенности. Глаза
изливали тоску; окинул взглядом поселение, задержав его на
доме, в котором живёт Аленка, жена его первая, – так они и не
свиделись. У него не хватило духу переступить порог, от
которого ушёл, считай, уж двадцать лет назад, а она, хотя ей и
сказали, что Филипп объявился, вероятно, не захотела видеть его.
О детях узнал от знакомых: дочь умерла от аппендицита, сын
где-то рыбачит – на заработках, в родное гнездо очень редко