Page 495 - И жили люди на краю

492
пешнёй, вытаскивали корюшку и навагу. Яша рассказывал, как
искал в городе отца. В доме, где жил отец, поселились русские
офицеры, по двору ходил солдат с автоматом. У него ничего не
спросишь. Да он и ничего не знает – чужой. Японцы, с которыми
Яша пытался поговорить, прятали глаза, съёживались, будто
вконец прозябшие под ветром, и торопились скрыться за дверью.
Яше показалось: полуголодные, они замкнуты, боязливы.
– Ох и тяжка зима, голодушна, – сказал Тимофей. – В
военную годину посытнее жилось.
– Люду меньше было, – отозвался Яша. – А ныне и наше
население, и чужие войска. Жуть, как их много видел я и на
земле, и на воде. Осенью-то весь залив кораблями заткнули, из-за
них мужики рыбу не ловили, берега ею завалились.
– Они, ясно, не сеют и не пашут и даже рыбу, как мы с
тобою, не удят, – усмехнулся Тимофей и тут же нахмурился: – У
их сурова судьба. Вояки. Но с едой-то имя проще. Всегда паёк.
– Оно верно, – поддержал Яша. – Только и они голодны и
нищи. Мне говорили про их злые деяния. Как-то ночью начали
грабить улицу с одного конца и добрались до второго. Всё из
домов вычистили, а хозяева – полунагие, сонные – тряслись по
углам. А на рисовый завод так средь бела дня явились. Погрузили
сакэ, у директора забрали трюмо, тюки шёлка, посуду, всякие
картинки и шкатулки. Директор и как звать командира запомнил,
и нумер машины записал. Ну а дале – какой власти поклониться,
чтоб их наказали? – он выдернул из лунки навагу, стряхнул с
гвоздика, согнутого крючком. – В Отомари как? У кого поболе
звёздок на погонах, тот и главнее. Доехал директор до Тоёхары,
поднялся до губернатора – знакомы они. А тот молвил, что
власть-то ему оставили над ними, японцами, да силу отняли.
Теперь он только пишет иероглифы на воде. И в любое утро не
знает, что случится вечером. И он посоветовал успокоиться,
унять злобность на бандитов. Сегодня нет разумности вступать в