Page 605 - И жили люди на краю

602
право! Но ты скажешь, за что и кому продал свою шкуру.
Молчать!
Следователь швырнул листок в ящик стола и заговорил
монотонно, с протокольной сухостью, но каждое его слово
опаляло мозг Ромашова. Он впервые в жизни ощутил, как
противно, в каком-то вязком страхе онемело сердце: даже перед
боем и в бою подобного не было; холодело тело, и через короткие
перерывы его как бы пронизывало иглами; зубы стиснулись гак,
словно уже не разжать челюсти. Он слышал о себе такое, будто
провалился в жаркий бред, в полузабытьё, в котором над ним,
распластанным, бубнил дьявольский нереальный голос. Но нет,
всё было на самом деле. Перед ним сидели люди, такие же, как
он: тоже кого-то любят, растят детей, о чём-то мечтают, и у них
могут быть беды и неприятности – смерть матери или развод с
женой. Но здесь, на своей работе, под портретом строго
глядящего Дзержинского, где же у них холодный ум, горячее

сердце и чистые руки? Разве могут чистые руки насочинять
такое?..
Ромашову было заявлено, что он во время службы у
границы установил связь с японской разведкой и передавал ей
секретные данные через лазутчиков. Один из них, пришедший к
Ромашову перед самым началом боевых действий, был задержан
солдатами. Ромашов сразу же потребовал его к себе.
Разговаривал. Но, понимая, что никак его не укрыть, вынуждено
выполнил приказ своего командира: переправил в штаб
батальона. Разумеется, в своих предательских злодеяниях
Ромашов был предельно осторожен. И когда почувствовал, что
заподозрен старшиной Евграфовым, то в первом же бою за
овладение вражеским опорным пунктом попытался избавиться
от человека. Выстрелил в грудь старшине. Очевидно,
рассчитывал, что убил. Но Евграфов пришёл в себя, добрался до
лазарета и оттуда сообщил о случившемся в соответствующие