Page 68 - И жили люди на краю

65
серая тучка.
– Чего твой отец хочет? – спросил у девочки Мусатов.
– Кажись, японов ругает.
– За что?
– Сакэ много привезли.
– Часто они здесь бывают?
– Ежели тихо на море, приплывают. И сакэ привозят, и
табак, и всякое. Арбусом угощали, – она вздохнула, увидев, как
отец повалился в траву. – Нoнe сухо, а то и в мокреть завалится и
хворает опосля. Беда прямо.
– Как же ты среди этих мужиков оказалась?
– Я с мамкой в Корсаковске жила. Мамка померла прошлым
летом. Теперя я всегда тута, – объяснила девочка и, вдруг
испугавшись, что офицер отправит ее с маяка, быстро
заговорила: – Я все делаю. И фонарь зажигаю, и в колокол вдарю,
ежели туману нагонит. Я бы и флаг какой вскинула, да все флаги
сопрели в сарае и крысы их доели. И в пушку я стрельнула бы, да
боюся шибко! Она ежели бахнет, так враз подпрыгнет и набок
завалится Дурная пушка!
Матросы засмеялись, а девочка, худенькая, простоволосая,
со вздёрнутым веснушчатым носом, замерла, недоуменно глядя
на них: разве она что-то веселое сказала?
«Да, то была грустная картина, – думал Игнат Игнатьевич. –
Мусатов готов был пристрелить смотрителя! Ведь шла война,
сколько людей на суше полегло и в воду кануло! И мы, затопив
свой крейсер, готовили снятые с него орудия к бою, и на мыс
Крильон пришли не красотой любоваться, пришли, чтоб
установить наблюдение за каждым приближающимся к острову
японским транспортом. Мы чувствовали: они вот-вот потянутся
к Сахалину. A на маяке – пьют и в карты играют. Да еще завели
приятелей с того берега...»
Когда смотритель протрезвел, Мусатов крепко отругал его.