Page 698 - И жили люди на краю

695
скорбность, когда у входа в метро встречали или слепого нищего
со шрамами ожогов, наверняка бывшего танкиста, или безногого
калеку на самодельной коляске, скрежещущей колёсиками по
асфальту.
Всё, что было потом, Катков воспринимал в обострённом
состоянии: высокие, статные военные (стояли они по двое)
просматривали пропуск, партийный билет, вглядывались в лицо
и всего ощупывали неспешными, суровыми глазами. По широкой
лестнице поднимался всякий раз с волнением, по краю, – хотя
начищенные до блеска сапоги тщательно вытерты, старался не
наступать на ковровую дорожку, невероятно чистую.
По прохладному коридору шёл так, чтоб не помешать
выходящим из-за плотных дверей. В первый день он был у
Микояна; тот встретил его с лёгкой улыбкой, как хорошего
знакомого.
– Ну, как там? Что нового? – спросил.
Каткову показалось, что в этот момент Микоян что-то
вспомнил. Может, то, как через шторм плыл на военном катере к
Курилам и, по совету капитана, чтоб «не взяла морская болезнь»,
попивал с ним коньяк в узкой кают-компании. А может, ожила на
щеках прохлада охотского ветра, и он из кремлёвского кабинета
увидел себя идущим по плоскому песчаному мысу к сложенной
скирдами рыбе. Собственно, сперва он подумал, что это сено, и
похвалил местное руководство за хорошую подготовку к зиме,
но, услышав, что так второй год лежит кета, мгновенно
взъярился. «Кету гноите? Да я вас самих!..» – вскричал он, и
Катков заметил, как у всех на лицах проступил испуг, и его
прошибло страхом, хотя была тут не сахалинская территория
– камчатский рыбокомбинат. Микоян удивительно быстро, почти
бегом кидался от скирды к скирде. Кета, густо обелённая
крупной солью, накрытая сверху брезентом, лежала головами
наружу. Ему говорили, что так, в стоповом посоле, она не