Page 695 - И жили люди на краю

692
проник в самый секретный тайник его жизни».
У него была неприязнь к Захарову, человеку грубоватого
характера, провинциально снобистскому. И вот оказалось – ещё
двуличен. За эти десять лет сколько персональных дел заслушал
он на бюро? Одним коммунистам влепил строгие выговоры за
связь с женщинами, других исключил из партии за моральное
разложение. А сам? Самому, значит, можно? Или это у него
любовь? Вполне допустимо, что так. Но почему же он не
допускал, что и другие могли любить, а не морально разлагаться?
Первое, чем обычно корят на бюро: дескать, сначала надо было
оформить развод с законной женой, затем зарегистрироваться с
новой и вступать в интимные отношения... Теперь противники
Захарова, конечно, просигнализируют в Москву о его зазнобе.
Имён своих не назовут, напишут анонимно. Но важнее всего для
них – уведомить об этом его жену. Жена в таком деле страшнее
любой московской комиссии...
Мария в вишнёвом, с подкладными плечиками платье
выходила из купе – она ехала одна – перед сумерками,
прислонялась к косяку окна и смотрела на низкое красное солнце,
горизонтально летящее за черными, холодно оснеженными
деревьями. Пурпуровые ломаные блики бешено проносились по
её спокойному лицу; искрились глаза. О чём размышляла в эти
минуты она, нелегальная жена первого секретаря крайкома?
Каткову было не то чтобы интересно, нет – скорее, он
недоумевал: как и ради чего женщина обрекла себя на такую
жизнь. Дети её видят солидного строгого дядю и, похоже, не
знают, что это их отец. Иначе они могут сказать о нём и на улице,
и в школе. Значит, для них папа – погиб на войне. А что будет,
когда тайное станет явным, когда Захарову прикажут немедленно
порвать с любовницей, или – что всего вероятней – накажут и
снимут с работы. Останется он со своею старухой у разбитого
корыта. Вероятно и другое – перейдёт к Марии. Но уже без