Page 769 - И жили люди на краю

766
– Ничего не успело, – ответил Антип. – Я пришёл с братом.
– Тогда стой и молчи, – участковый обратился к Ивану.
– Что у тебя имеется?
Смолин протянул высохший до желтизны, с обломанным
уголком листок бумаги. Это был документ, выданный японской
властью двадцать пять лет назад; сперва его хранила мать, затем
– отец, последние два года – брат.
– Ну и что тут написано? – глянул на иероглифы
участковый.
– Что я – Филипп Гуреевич Квашнёв.
– И полюбопытствуйте, будьте добры, – шагнул к
участковому Антип, аккуратно вытаскивая из кармана потёртой
куртки серые, в тонких трещинках фотографии. – Енто родители
покойные наши, вот Филипп, а рядом...
– Помолчи. Разберусь, – участковый разложил на столе
фотографии и рассматривал их в удручённом состоянии.
– Ты здорово похож на отца, – поднял глаза на Ивана. – И какого
чёрта вы тут жили, рождались? Как теперь?.. Чтобы паспорта
заиметь, надо же гражданство принять. А какие вы граждане,
если находились за рубежом? – он, похоже, не столько им
говорил, сколько рассуждал сам с собою. – Ладно, разберусь.
Через неделю приходите. Что-нибудь выдадим.
Не понравилось это Смолину. Жил у брата, не показываясь
на люди, и мучился сомнениями: почему так долго надо ждать и
чем закончится ожидание? Наверняка проверяют, кто он такой,
живёт ли в поселении. А может, у них есть список
разыскиваемых госбезопасностью, и участковый узнает, что
Смолин – и есть Квашнёв, который нуждается в документе. Что
ж, дело ясное: документ привезут, и когда Иван протянет к нему
руку, из других комнат выйдут эмгебисты в гражданском, с
наганами. Или нагрянут сюда, в дом Антипа. В общем, хрен
редьки не слаще.