Page 770 - И жили люди на краю
P. 770
767
Днём Иван с большим внутренним напряжением
вглядывался в каждого, кто приближался к дому – чаще мимо
проходили мужики, что работали на берегу лагуны; вскоре всех
запомнил в лицо. По ночам, лишь гавкнет собака, отрывал от
подушки голову; если собака лаяла, вставал с постели,
прислушивался – у калитки чудились шорохи, говор. Иван
переступал к противоположному окну, открывал рамы, готовый
прыгнуть в огород, за кусты. Однажды разбудил Антипа,
попросив:
– Глянь, кто там?
– То? Да котяра али кобель соседний. Мой же – дурень.
Вечером, было, выхожу, а он на тень свою брешет.
Представляешь, какой? Не слухай его, спи спокойно.
В четверг в полдень на крыльце в ярком солнечном свете
возникла женщина, которую невероятно как долго не видел, но
узнал мгновенно. И отскочил от окна – испугался. Окажется
перед ним, глянет изумлённо и пронзительно в глаза его, и через
них будто проникнет в самую душу. Но что из того? Можно всю
её обжечь взглядом, можно всё в ней переворошить – будет
жутко больно и нестерпимо жалко их иной, не состоявшейся
жизни, той, которую задумывали и обязательно прожили бы,
если б… В душе его нет объяснений, почему всё дрянно
получилось. И нет вины. Да не поверит же, не поверит. Но,
ей-богу, не хотел он ничего, что вышло...
Алёнка стояла, слегка навалясь на перила, – стройная,
прямо как в девичестве, лицо только безжалостно изрезали
морщинки, даже округлый подбородок мелко изрублен ими; в
тёмных глазах – тоска, и как-то неестественно, словно брызги
извести, по чёрным волосам – седые пятна. Что-то
осторожно-тихо сказала Ксении, отдала деньги – долг и легко
пересекла двор.
Весь день Иван думал об Алёнке. И поразился: в памяти его