Page 768 - И жили люди на краю

765
переводчиком парня из Хомутовки, когда-то учившегося в
японской школе. А его, поскольку «заболел серьёзно и надолго»,
начальство отпустило. Он на самом деле не выходил из дома
– ждал, когда спадёт давление, поднятое чифиром и лимонником;
нога же совсем не болела. Но вот, проснувшись ночью, в черноте
которой шумел ветер, он с дрожью подумал, что, если тот
лейтенант запрашивает учреждения: нет ли у вас Смолина? И ему
ответят: да, есть, точнее, был... Иван встал, не зажигая лампы,
оделся.
В тот же день, когда потемнел закат, он объявился на пороге
избы Антипа. Брат, выпучив глаза, перекрестился.
– Енто ты? Али я сплю?
– Рано спать. Разговор есть.
Поужинав и выпив, братья уединились на сеновале.
– Слушай хорошо, – сказал Иван. – Меня в твоём доме не
должны видеть поселяне, и ты обо мне – никому. Это раз.
А во-вторых, мне нужен документ.
– Какой?
– О том, что я Филипп Квашнёв. Можно ли это сделать?
– А пошто нельзя, ежели ты в сам деле Квашнёв. И нас
переучитывать начали. Участковый милиционер третий день
живёт у бабки Чесночихи.
Иван такую бабку не знал. Он попросил брата не спеша и
подробно рассказать, чем занимается участковый. А после с утра,
пасмурного, с летящим с моря горьковатым бусом, они следили
за домом бабки. До полудня в нём побывало всего два человека.
– Да уже некому, – убеждённо произнёс Антип. – Я вот
позавчерась успел. Идём, а то уедет.
Участковый встретил их сонно; зевнув, встал с кушетки, сел
за стол.
– Ты останься, – сказал он Ивану. – А ты, Антип, надоел.
Или у тебя опять что случилось?