Page 766 - И жили люди на краю

763
Впрочем, опять чего-то не понимает, если задаёт себе такой
вопрос. Нет такого вопроса! Потому что он, Ромашов, с первой
минуты, как его привели в ту, с решётками на окнах, комнату,
– был напрочь лишён каких-либо прав. Он ничего не мог. Могли
только они. Даже немыслимый бред выдали за правду. Вот уж
действительно, «как угодно им». И может ли в чём-то упрекнуть
Ивана, произведённого в шпионы чужими по крови и духу
людьми? Ведь его, Ромашова, объявили врагом свои. Михаил
сунул в рукавицу озябшие на ветру пальцы.
– Мы перед границей долго в окопах сидели. Бывало,
поговаривали, не жизнь, а портянка. Но это воспринималось
полушутя. Теперь вот жизнь и портянки не стоит.
– А я ещё летом сорок пятого почуял: японцы проиграют.
Порой дрожал подобно зайцу, окружённому волками. Как-то
невмоготу стало. Пришёл в госбезопасность и заявил, кто я.
Думал, умные, поймут. Что ты! Ни одному слову не поверили.
Удрал я от них.
– Удрал? – изо рта Ромашова вырвалась слабая смешинка
удивления.
– После два года метался по острову. Понимал: море не
перепрыгнуть. И куда я там? А здесь нарвусь на капкан. Решил не
даться живым, да...
– Кто? Кто там болтает? Прекратить!
Конвоир крикнул не Смолину и Ромашову, сидевшим у
заднего борта, а кому-то за их спинами, но и они затихли,
переглянувшись.

…Люди разбегались под окатным дождём; японка в спешке
шлёпнулась боком в лужу; юноша помог ей подняться, и тут к
ним подскочил с наганом в руке русский офицер.
Смолин хорошо его видел из кустов шиповника, высоко
вымахавших перед насыпью железной дороги; вспыхнуло