Page 775 - И жили люди на краю

772
воздух всего вагончика; тонко запотели окна. Распили бутылку
водки и ели охотно, много.
– Что делать-то будем, едрёна вошь? – воскликнул
Терентий Матвеевич.
– Следить, чтоб какую лошадь не увели, – сказал Федор.
– Я не о том. Мы выходить обязаны. Сегодня. График
такой.
– Значит, мы в дождь, а они?.. – пробормотал Данька,
почёсывая лоб ручкой деревянной ложки. – Людей ведь обещали.
А где? Если бы не Филипп Гуреевич – хана...
– Вот Филиппа Гуреевича и попросим с нами остаться! – с
бодрой решительностью произнёс Терентий Матвеевич и
подался вперёд, через стол, к Смолину. – Ну, по рукам?
– Куда их перегонять-то?
– Вроде к бывшей границе. В Котон какой-то.
– Знаю.
– Ну вот. Ты и это знаешь. Так по рукам?
Иван согласился. И ночью они снялись – погнали табун по
дороге, впереди на телеге с матрасами, крупой, картошкой и
консервами, тщательно укрытыми брезентом, ехал Терентий
Матвеевич. Смолин, Федор и Данька понукали лошадей то с
боков, то сзади. Неподалёку через кусты бежала собачонка;
прибившись к мужикам недели две назад, она благодарно
поедала всё, что бросали. Увидев, что люди уходят, потянулась за
ними, и вот, изредка тявкая из темноты, как бы сообщала: я тут. И
в то же время в её лае чувствовалось недоумение и отчаяние,
словно спрашивала куда вы? «А верно, – думал Смолин, – для
чего лошадям идти в такую даль? Значит, затевается какое-то
строительство. Но не моего ума дело. Случай же подвернулся
ловкий. До самой границы добредём, а там и в Александровск
немудрено попасть, домой бы зайти. Хоть на часок. Да,
заманчиво. И рисково. Ничего, в седле трястись долго, что-то