Page 778 - И жили люди на краю

775
подивились такому количеству лошадей, бросили на телегу
подарок – штук двадцать горбушин. Бригадир и Иван отогнали
табун на склон сопки; по нему расползся бамбук, заглушая травы.
На соседней горе среди пней будто кто рассыпал кетовую икру
– краснела ягода клоповка, на самом деле напоминающая
тёплый, неприятный запах клопов и с резкой кислятинкой на
вкус. Животные провели полуголодную ночь и с утра побрели,
останавливаясь и выгрызая скудную траву на прибрежье; на пути
попалась плотно сложенная копна сена – растащили и подобрали
губами так чисто, словно тут ничего не было. Затем и
отклонялись от моря, и возвращались к нему, но везде вдоль
железнодорожного полотна росла высокая трава. Так добрели до
Поронайска. Лошади похудели, белолобая постоянно отставала
от табуна – то ли сильно ослабла, то ли заболела.
Терентий Матвеевич пошел в город за тем, чтобы, как он
сказал, позвонить руководству и доложить обстановку. За ним
увязался Морозов – мужик с глазами, косящими, как у коня.
Угрюмый и кривогубый, он был неприятен и Федору, и Даньке, и
собачонке. Но больше всего Морозов наблюдал за Смолиным: и
когда тот погонял табун, и когда ел, и когда разговаривал с
бригадиром. Иван заметил, что и Терентий Матвеевич, человек
крикливый, но простодушный, старается меньше общаться с
Морозовым. Кто же он, этот Морозов? И чего косит на Ивана: из
личного интереса или по чьёму-то заданию?
Порой, во время езды возле табуна, Смолину хотелось
свернуть в распадок и ускакать. Да, придётся – за Поронайском
наконец узнал от Терентия Матвеевича, что гонят они лошадей в
лагерь. Ничего себе! И так жизнь потускнела от ощущения, что
его ищут, а тут сам – в лагерь. Нет, во второй раз к ним нельзя
попадать – истерзают. Лучше – пулю в висок. От таких мыслей
Ивану делалось затяжно грустно, и он с мучением испытывал
холодную пустоту на сердце.