Page 811 - И жили люди на краю

808
– Молодой, – проговорил Пестряков. – Не заведёт ли?
– Нет, – ответил Смолин. – Он полжизни на льду провёл.
Нутром чует, где какая трещина.
Когда Смолин сменил Тимофея и тот лёг на сани,
Пестряков спросил:
– Ты за что сел-то?
– За антисоветскую пропаганду и связь с японской
разведкой.
– Ого! Герой! Что ж ты им такое передавал?
– Русским матам учил. Что я ещё мог?
– Ну это ложь. Вину перед государством надо признавать и
искупать, малый. А ты продолжаешь упрямиться. Расскажи-ка
подробней, что ты там?..
– Так всё одно не поверите.
– Ты рассказывай, – настойчиво повторил Пестряков.
Конвоиру, очевидно, хотелось хоть как-то отвлечься от
страшных мыслей – под трактором и санями ненадёжный лёд.
«Раньше, перед войной, какие высокие понятия были, – подумал
Михаил. – Если погибнешь, останется память. А погиб Агапов
– и даже могилы нет. И кто его помнит? Мать да отец. Друг
Плетнёв. А для остальных?.. Этой ночью сойдётся вода над нами,
зэками и конвоиром, и там мы – равны и сразу забыты. Только
пролив будет привычно освобождаться ото льда и через пять лет,
и через десять, и дальше – каждую весну»
Тимофей сказал, что работал переводчиком на агаровом
заводе. Пестряков удивился. Переводчиком? Японцев
понимаешь? А где успел так выучиться? A-а, жил с ними. Ну-ну.
Но всё равно, значит, грамотный.
Тимофей замотал головой: нет, он не грамотный, хотя
немного учился в японской школе. И пострадал-то из-за своей
неграмотности.
– Как так? – усомнился Пестряков