Page 910 - И жили люди на краю

907
добавляла: – Ну дайте отцу отдохнуть.
Во времянку она заходила редко и каждый раз неожиданно
для Михаила – в смущении разгонял руками молочно-синеватый
дым: мол, накурил, хоть топор вешай; в горле становилось до
неприятного сухо. Трудненько находиться рядом с такой
женщиной – хотелось стиснуть её, но сдерживал себя и в те
короткие минуты, когда находился с нею один на один, и тем
более в присутствии девочек. А в темноте времянки перед сном
вертелись мысли словно по кругу: ну вон же она, через двор, в
угловой комнате. Может, встать, подойти к окну? Что, если сама
ждёт от него такого шага? Откроет... А ждёт ли? Скорее,
наоборот: боится этого. За стенкой Света. Девка ядовитая. После
так ляпнет – матери глаза не поднять. Да-а, странная у них
ситуация. Вернее, он в странном, в нелепо подвешенном
состоянии. Соседи давно считают, что они сошлись, а он – и не
муж, и как бы не квартирант.
Надежда, войдя во времянку, тоже испытывала чувство
неуверенности, стеснения; садилась на край скамьи, блуждала
взглядом по столу, постели, стенам и в то же время
настороженно, как там, в лесной избушке, следила за ним; подчас
прислушивалась, поворачивала лицо к двери – вот-вот вбегут
дочери.
На этот раз, положив руки на колени, сказала:
– Давай ковёр тебе купим.
– Зачем?
– Что же ты?.. Зарабатываешь, а неуютно тут.
– Сойдёт. Я заимел костюм и ботинки. Это – всё! У нас
поговаривают, к зарплате еще премия будет. Вот девчонкам и
приобрети что надо. Свете кофту какую...
– Не возьмёт.
– Она хоть знает, что не я заварил с отцом её дикую, до сих
пор не понятную для меня вражду?