Page 974 - И жили люди на краю

971
Обернулся – тёмные, суженные морщинистой кожей глаза
смотрели на него с любопытством. Японец извинился и, тяжело
подбирая слова, спросил, не того ли видит офицера, который вёл
колонну пленных к станции Котон.
– Было, – сказал Ромашов догадавшись: перед ним один из
тех японцев. Кто же?
– Трудно узнавай. А я узнавай, – произнёс с удовольствием
японец и добавил: – Я тама неси берая флаг. Плохо поручайся.
Да... Уходи всё. Не нато так. Ваша не нато. Наша не нато.
Ромашов промолчал, не поняв, то ли японец пожалел, что у
них не вышло то, чего хотели, то ли пытался сказать: к такому и
стремиться не нужно ни им, ни нам.
– Это от моя. Накасима, – протянул японец зажигалку.
– Подарка. Пожаруста.
– Спасибо, – кивнул Ромашов.
Они улыбнулись друг другу. И пожали руки...
Ветер рывком сорвал с Михаила кепку. Быстро,
машинально встал Ромашов и тут же опустился на камень – зачем
ему кепка?
«Ни малейшей надежды, – повторил про себя. – И жизнь
сегодня... Снова какие-то перемены, обещания. Сколько можно
фокусничать перед народом, трясти страну, как погремушку?
Невероятный мировой феномен: богатой землёй и умными
людьми распоряжаются раз за разом тщеславные выскочки. Как в
той притче».
В памяти вспышкой ожила притча, которую в детстве
услышал от отца, после, бывало, вертелась в голове, но лишь
однажды в лагере рассказал её Ивану и Тимофею.
Ромашову представилось: опять рассказывает.
Верные приближённые насоветовали правителю: если
хочешь, чтобы имя твоё ежеминутно повторял народ, чтобы он на
века запомнил его, ты возьми свой народ и столкни с того места,