Page 103 - Возле моря

чай, высуши ястыки отдельно. Они вдвое дороже тука».
У Иннокентия в носу засвербило; успел достать платок –
чихнул в него.
«Всё тут держится на рыбе. Всё, – рассудил он, будто но-
ровя оправдать себя, успокоить совесть. – А на чём же ещё? Она
сама, вот именно сама, – повторил, поскольку эта мысль понра-
вилась, – сама несметными косяками идёт к земле и в иной год,
говорят, нет надобности и невода ставить – в шторм весь берег
сельдью заваливает, да так, что и пешком ни пройти, и на лошади
ни проехать. Что ж получается? А получается, что человек не
даёт совсем пропасть рыбе, продукт из неё производит. Несо-
мненно, не из лучших, но всё-таки полезный. И к тому же берег
очищает».
Иннокентий вроде успокоил себя. По крайней мере, уве-
рился, что вопрос – делать из сельди тук или нет? – спорный. И
никто не знает, как единственно правильно решить его. И ро-
дится ли решение в будущем? Видимо, это море извечно было
таким и таким останется.
«Вот и оправдался, – иронично усмехнулся Иннокентий, а
Моритики показалось, что хозяин усмехнулся над тем, что двое
рабочих, тащивших носилки, уронили большую брюхатую
треску, и синдо закричал на них.
– Погоди, – сказал Иннокентий. – Я хочу сам заняться ры-
балкой. В спокойную погоду на лодке вблизи берега... Правда же,
хорошо?
– Хоросё, – подтвердил Моритики.
– Но мне нужен напарник. Умелый и надёжный. На Кари-
кумбе можно положиться?
Моритики ответил не сразу:
– Можено.
И добавил, что сельдь идёт за огуречником, а треска – за
сельдью.
– Тогда зови.
Пока Карикумбе спускался по скату сопки, Иннокентий
представил, как рано утром, когда солнце лишь начнёт разго-
раться где-то за тайгою, он утопит снасть и ощутит оттуда, из

101