Page 98 - Возле моря

Представим, отец рассказал легенду своему сыну, тот – своему, а
этот, допустим, – дочери, она – уже своей дочери или сыну. И так
дальше. И любой из них добавлял в легенду что-то от себя, от
своего времени. И убирал детали прошлого. Похожа ли она,
осовремененная, на ту, что родилась, к примеру, полтора века
назад. Думаю, что та, изначальная, во многом утрачена. Некому
её было записать.
Иннокентий с минуту ехал молча, о чём-то размышляя, и
снова заговорил:
– Человека всегда тревожило понимание: смертен, уйдёт
безвозвратно. Вот и решался он поведать потомкам о том, что
жил на земле. Когда имеешь письменность, владеешь кистью
художника или резцом скульптора – это проще. А если нет ни
того ни другого?..
– Видел деревянный ковш у Сабито? На ручке – какой-то
орнамент и медвежья голова.
– Похожа. Но в этом детская примитивность. Жуткая от-
сталость от прочего мыслящего, творящего мира.
– Но мир айну таинствен.
– Да. Но не оттого ли, что почти ничего о себе не оставляют.
И не потому, что не хотят. Они не могут.
– Ну... – огорчилась Дарья тем, что, наверно, не переспорит
мужа.
– Совсем низвёл туземцев.
– Нет, милая, нет. Мне жаль, что они обречены. Их спасло
бы возвышение над своими устоями жизни. Они же цепляются за
то, что уже тонет во времени. Всякий народ обязан всходить на
новые и новые ступени лестницы Вечности, видеть новые дали,
обогащать себя знаниями и умением. Нельзя же, скажем, остров
неизменно считать рыбой, лишь потому, что северная оконеч-
ность его якобы напоминает голову оной, а южная – хвост. А мы
либо умиляемся этой наивностью, либо мысленно усмехаемся...
Дарья краем глаза уловила, что под окном дома кто-то
стоит. Подалась лицом к стеклу и словно прикоснулась грудью к
листьям в холодной росе; взгляд застыл в недоумении, как будто
один из дикарей, которых она только что рисовала своей фанта-

96