Page 327 - Возле моря

ждёт в этом чужом мире?
Лето стояло сухое, с сизоватым маревом и горьковатым
запахом дыма – где-то далеко горела тайга; наплывавшие ко-
роткие и жидкие дожди лишь краплёно освежали землю. Каза-
лось бы, чего ещё надо: и погода хорошая, и на промысле всё
удачно складывается, и сын не болел, а Ульяну не хватало Ото-
химэ и Рюити. Правда, иногда он размышлял иначе: это к луч-
шему, так и отвыкнут друг от друга, покойней станет и ей, и ему.
Вот и осень стрясла с деревьев разноцветье листвы и опять
– неуютность в природе, и душа сильнее скучала о далёкой
женщине. Порою он подолгу думал о ней и на пустом берегу, и у
берёзы; во сне она приходила к нему какая-то невесёлая, болез-
ненная. И уже не у кого спросить об Отохимэ – Танака уехал.
Зимою на Ульяна время от времени накатывали пугаю-
ще-мрачные думы о надвигающихся переменах. Они будут, те-
перь уже скоро; их не остановить, от них и не увернуться. Жизнь,
так долго походившая на равномерно бегущие волны, – эта жизнь
перекувыркнётся, словно кунгас под тяжёлым валом, и, главное,
не растеряться бы, успеть ухватиться за его борт, чтобы совсем не
утонуть. К какому берегу вынесет, как выкинет на него – не
угадать, но всем вместе уже не собраться – у старшей дочери
через неделю свадьба, а только завеснит и через пролив пойдут
пароходы, она с мужем перемахнёт туда, южнее, где Ульяну,
вероятно, никогда не побывать.
Более полутора лет не встречались их глаза, а когда встре-
тились, Ульян почувствовал: Отохимэ отдалили от него её жи-
тейские невзгоды. С милого лица они словно смыли свежесть,
оно стало желтовато-сухим; по подбородку, щекам и особенно по
лбу разбежались морщины. Умерла мать, а приехавший с нею
отец – слаб; у него трясётся голова, и на всё он смотрит отре-
шённо.
Ульян в расстройстве подумал, что вот оно, завершение его
рыбацкой жизни. Танака начнёт распродавать промыслы. Может,
уже с кем-то договорился. Так что со дня на день волна может
прощально махнуть вспененным хвостом.
Однако месяц минул, второй пошёл – амбар за эту пору

325