Page 412 - Возле моря

солдатам; когда машина скрылась за деревьями, пососал само-
крутку, обглядывая подзабытую, милую для его воспоминаний
окрестность, размял каблуком окурок и, закинув на спину ко-
томку, направился через лес напрямик к дому, в который прие-
жала в былые времена дорогая ему женщина.
Лес стоял в сырости, в прохладе. Преющая мокрая листва
липла к сапогам. Под освежевшими лапами ёлок и в овражках
кусаными, отвердевшими лепёхами лежал снег. Неподалёку ле-
нивыми прыжками пересёк путь пока по-зимнему одетый заяц.
Показалось, что долго идёт. Не завернул ли куда? И в этот
момент сквозь перехлестье голых веток проступило впереди
море; земля скосилась вниз. Он пошёл быстрее, хотя здесь из
дёрна выпирали осклизлые бока камней и корни деревьев, а под
клейким тленом листвы хлюпала вода. Он уже спешил, как будто
его звал голос Отохимэ.
Кончился лес. Перед Ульяном Сысоевичем сумрачно
предстал дом. Тот ли? Никогда не подходил к нему со стороны
тайги и не видел его глухую стену. А может, тогда она и не была
такой? Через сучьё, разбитые бочонки, слипшийся с грязью му-
сор выбрался к входу. О боже!
Дверной проруб зиял пустотой; на стенах – и слева, и
справа от него – голубоватую облицовку, которую, бывало,
гладила ладошкой Отохимэ, строчками выщербили пули. Угол
дома вместе с цоколем был вырван взрывом.
«Тут-то чего сражались?» – удивился Ульян Сысоевич и
решил не заходить в дом, побрёл по дворику к тисам. Дорожка –
уже иная, изрыгая водой, грязная; кусты жимолости, малины,
шиповника и бересклета поломаны, той скамейки-лежака из то-
поля, на которой любил отдыхать Танака, нет, и лианы кишмиша,
что тянулись над ней к лиственницам, сорваны кусками и
скрючились, точно дохлые змеи.
«Ушла жизнь, – вздохнул старик. – Ежели кто и дом под-
палит, совсем дико станет, ровно тут и людей никогда не было.
Господи, как всё исчезает! Почему так?»
Он едва не укололся скулою о ветку тиса. Остановился,
внимательно осмотрел их и подумал: верно, ничто их не касается

410