Page 39 - На хвосте креветки

Любовь Безбах. Повествование

раскаленный кирпич, все тело болело, а по ногам текло, стоило ей
шевельнуться. Турешмат поняла, что происходит. Первая мысль –
что зальет кровью татами.
– Не беспокойся, лежи тихонько. Никому в обиду не дам. Я под
тебя полотенце подсуну…
Как она могла подумать, что Хаттори и Шима похожи?! Лица
разные, голоса разные… Она дрожала, Шима закутал ее плотнее
и подбросил дров в жадную печь. Стоит ей прогореть, и станет
холодно.
– Как ты попала в Тоёхару?
Вместо ответа Турешмат хрипло кашлянула и охнула от острой
боли в боку.
– Ладно, потом все расскажешь. Придумаем, что делать. Может,
скажешь хоть, кто тебя избил? Мне ведь в участок идти надо.
– Камуи, – с трудом проговорила Турешмат, скорчившись от боли.
– Камуи? Злой дух? В Тоёхаре? Ничего не понимаю.
Пришлось идти в участок ни с чем. Участковый выслушал скуд-
ные показания, составил протокол и приложил к нему справку от
врача. Шима объяснил, что пострадавшая пока говорить не может.
Вернувшись, он поменял под Турешмат полотенце, ужасаясь,
сколько крови может быть в одном человеке. «Неужели она умрет?»
– со страхом думал он, осмелев и гладя ее разбитый лоб. Дал ей
еще отвару, потом крепкого чаю с сахаром, раскочегарил печь и
поставил чайник снова. Потом налил в миску холодной воды, на-
мочил салфетку и осторожно промокнул девушке лицо. Она смо-
трела на него с удивлением и благодарностью.
Ночью Шима не спал, сторожил Турешмат. Она захотела по ма-
лой нужде – приподнял ее и подсунул чашку. И время от времени
менял полотенца. Эта ночь сблизила их гораздо сильнее, чем ночь
любви…
И чудо произошло, он ее выходил: к утру кровотечение остано-
вилось. Турешмат уснула и спала очень спокойно. Чудо легко объ-
ясняет пословица: сначала – уход, потом – лекарство…*
Неделю спустя Турешмат стала ненадолго вставать и потихонь-
ку делать домашнюю работу. Шима надышаться не мог от счастья.
Девушка поняла, что такого обращения, как в доме Хаттори, здесь
не будет, и немного успокоилась. Доверившись новому другу, она
рассказала о своих злоключениях, умолчав только о страшной «су-
пружеской» кровати и насилии. Шима долго удивлялся рассказу.
– Мне надо вернуться домой. Я не могу жить у тебя всегда, –
сказала Турешмат.

37