Page 67 - Сахалинские робинзоны

над всем этим трепетным разноцветьем вздымалась темная,
угрюмоватая, недвижная чаша еловой тайги. По огромной,
четкой дуге озера, влево и вправо, до сизой дымки отдаления
и исчезновения – те же краски, то же полыхание света, та же
непроглядная темь тайги. Кир опустил глаза, дав им отдох-
нуть, потом глянул на бивак: шалаш, голубенький дымок ко-
стра, люди возле него показались ему маленькими, жалкими,
затерянными и еще бесцветными. У него защемило сердце:
«Кто мы здесь? Зачем пришли? Примут ли нас эти дикие леса
и воды? Обитали тут когда-нибудь хотя бы дикари?»
У костра, отдав свою камбалу, Кир сказал:
– Красив оттуда, с воды, берег, очень... – и больше ничего
не смог прибавить.
Лепешки были вполне съедобными, хоть и подгорели из-
рядно, зато уха и особенно поджаренная над углями камбала
– Премьер нацепил ее на выстроганные рогульки – получи-
лась нежной, сладковатой, съесть можно было много, и Люсе
припомнилось (где-то она читала), что моряки называют
камбалу морской курицей. Несколько штук, самых мелких,
Премьер подержал в крепком тузлуке, повесил вялиться.
Мишка Сорокин растянулся на чистом песочке, закрыл
глаза, пропел:
– После сытного обеда полагается беседа. А у нас обед ка-
кой?.. Значит, братцы, на покой!
– Спи, – отозвался Савка. – Поужинаешь рассольчиком из
Тунайчи. – Он разбирал у воды закидушки, наживлял крюч-
ки кусочками камбалы, со свистом раскручивая грузила над
головой, далеко забрасывал их в озеро.
– Сав, я пойду грибов и ягод поищу, здесь, по буграм похо-
жу. – Люся взяла сумку и котелок, глухо, до самых глаз повя-
залась косынкой, чтобы меньше липли комары.
– Договорились ведь – по одному не ходить.
– А ты, утром?..
Премьер не ответил, глянул на ссутулившегося, обхватив-
шего руками колени Кира Гайдукова, попросил:

65