Page 118 - Анна Каренина
P. 118
в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и
обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался в Петербурге.
Со времени того разговора после вечера у княгини Тверской он никогда не говорил с
Анною о своих подозрениях и ревности, и тот его обычный тон представления кого-то был
как нельзя более удобен для его теперешних отношений к жене. Он был несколько холоднее
к жене. Он только как будто имел на нее маленькое неудовольствие за тот первый ночной
разговор, который она отклонила от себя. В его отношениях к ней был оттенок досады, но не
более. «Ты не хотела объясниться со мной, – как будто говорил он, мысленно обращаясь к
ней, – тем хуже для тебя. Теперь уж ты будешь просить меня, а я не стану объясняться. Тем
хуже для тебя», – говорил он мысленно, как человек, который бы тщетно попытался
потушить пожар, рассердился бы на свои тщетные усилия и сказал бы: «Так на' же тебе! так
сгоришь за это!»
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого
отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое
настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у
него находились его чувства к семье, то есть к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца
этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение,
как и к жене. «А! молодой человек!» – обращался он к нему.
Алексей Александрович думал и говорил, что ни в какой год у него не было столько
служебного дела, как в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в
нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать того ящика, где лежали
чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они там
лежали. Если бы кто-нибудь имел право спросить Алексея Александровича, что он думает о
поведении своей жены, то кроткий, смирный Алексей Александрович ничего не ответил бы,
а очень бы рассердился на того человека, который у него спросил бы про это. От этого-то и
было в выражении лица Алексея Александровича что-то гордое и строгое, когда у него
спрашивали про здоровье его жены. Алексей Александрович ничего не хотел думать о
поведении и чувствах своей жены, и действительно он об этом ничего не думал.
Постоянная дача Алексея Александровича была в Петергофе, и обыкновенно графиня
Лидия Ивановна жила лето там же, в соседстве и постоянных сношениях с Анной. В
нынешнем году графиня Лидия Ивановна отказалась жить в Петергофе, ни разу не была у
Анны Аркадьевны и намекнула Алексею Александровичу на неудобство сближения Анны с
Бетти и Вронским. Алексей Александрович строго остановил ее, высказав мысль, что жена
его выше подозрения, и с тех пор стал избегать графини Лидии Ивановны. Он не хотел
видеть и не видел, что в свете уже многие косо смотрят на его жену, не хотел понимать и не
понимал, почему жена его особенно настаивала на том, чтобы переехать в Царское, где жила
Бетси, откуда недалеко было до лагеря полка Вронского. Он не позволял себе думать об этом
и не думал; но вместе с тем он в глубине своей души, никогда не высказывая этого самому
себе и не имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, знал несомненно,
что он был обманутый муж, и был от этого глубоко несчастлив.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих
неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «Как допустить до
этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его
голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать
его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на
даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел
обыкновение делать это в прежние годы.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще
сделав себе расписание дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к
жене и оттуда на скачки, на которых будет весь двор и на которых ему надо быть. К жене же
он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в