Page 146 - Анна Каренина

– Нет, я только в одно время с их отдыхом приеду домой.
На другое утро Константин Левин встал раньше обыкновенного, но хозяйственные
распоряжения задержали его, и когда он приехал на покос, косцы шли уже по второму ряду.
Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга, с
сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых косцами на том месте, откуда они
зашли первый ряд.
По мере того как он подъезжал, ему открывались шедшие друг за другом растянутою
вереницей и различно махавшие косами мужики, кто в кафтанах, кто в одних рубахах. Он
насчитал их сорок два человека.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых
своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой рубахе, согнувшись
махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах, с размаха
бравший каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе дядька Левина, маленький, худенький
мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд.
Левин слез с лошади и, привязав ее у дороги, сошелся с Титом, который, достав из
куста вторую косу, подал ее.
– Готова, барин; бреет, сама косит, – сказал Тит, с улыбкой снимая шапку и подавая
ему косу.
Левин взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы
выходили один за другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все глядели
на него, но никто ничего не говорил до тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со
сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему.
– Смотри, барин, взялся за гуж, не отставать! – сказал он, и Левин услыхал сдержанный
смех между косцами.
– Постараюсь не отстать, – сказал он, становясь за Титом и выжидая времени начинать.
– Мотри, – повторил старик.
Тит освободил место, и Левин пошел за ним. Трава была низкая, придорожная, и
Левин, давно не косивший и смущенный обращенными на себя взглядами, в первые минуты
косил дурно, хотя и махал сильно. Сзади его послышались голоса:
– Насажена неладно, рукоятка высока, вишь, ему сгибаться как, – сказал один.
– Пяткой больше налягай, – сказал другой.
– Ничего, ладно, настрыкается, – продолжал старик. – Вишь, пошел… Широк ряд
берешь, умаешься… Хозяин, нельзя, для себя старается! А вишь, подрядье-то! За это нашего
брата по горбу, бывало.
Трава пошла мягче, и Левин, слушая, но не отвечая и стараясь косить как можно лучше,
шел за Титом. Они прошли шагов сто. Тит все шел, не останавливаясь, не выказывая ни
малейшей усталости; но Левину уже страшно становилось, что он не выдержит: так он устал.
Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита остановиться. Но
в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял травы, отер косу и стал точить.
Левин расправился и, вздохнув, оглянулся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал,
потому что сейчас же, не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит намочил свою
косу и косу Левина, и они пошли дальше.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая.
Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось все труднее и труднее:
наступала минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но в это самое время
Тит останавливался и точил.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину;
но зато, когда ряд был дойден и Тит, вскинув на плечо косу, медленными шагами пошел
заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по
своему прокосу, – несмотря на то, что пот катил градом по его лицу и капал с носа и вся
спина его была мокра, как вымученная в воде, ему было очень хорошо. В особенности
радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.