Page 151 - Анна Каренина

понял, они не одобряют этого. Она сказала: «Не господское дело». Вообще мне кажется, что
в понятии народном очень твердо определены требования на известную, как они называют,
«господскую» деятельность. И они не допускают, чтобы господа выходили из
определившейся в их понятии рамки.
– Может быть; но ведь это такое удовольствие, какого я в жизнь свою не испытывал. И
дурного ведь ничего нет. Не правда ли? – отвечал Левин. – Что же делать, если им не
нравится. А впрочем, я думаю, что ничего. А?
– Вообще, – продолжал Сергей Иванович, – ты, как я вижу, доволен своим днем.
– Очень доволен. Мы скосили весь луг. И с каким стариком я там подружился! Это ты
не можешь себе представить, что за прелесть!
– Ну, так доволен своим днем. И я тоже. Во-первых, я решил две шахматные задачи, и
одна очень мила, – открывается пешкой. Я тебе покажу. А потом думал о нашем вчерашнем
разговоре.
– Что? о вчерашнем разговоре? – сказал Левин, блаженно щурясь и отдуваясь после
оконченного обеда и решительно не в силах вспомнить, какой это был вчерашний разговор.
– Я наложу, что ты прав отчасти. Разногласие наше заключается в том, что ты ставишь
двигателем личный интерес, а я полагаю, что интерес общего блага должен быть у всякого
человека, стоящего на известной степени образования. Может быть, ты и прав, что
желательнее была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура
слишком prime-sautiere, как говорят французы; ты хочешь страстной, энергической
деятельности или ничего.
Левин слушал брата и решительно ничего не понимал и не хотел понимать. Он только
боялся, как бы брат не спросил его такой вопрос, по которому будет видно, что он ничего не
слышал.
– Так-то, дружок, – сказал Сергей Иванович, трогая его по плечу.
– Да, разумеется. Да что же! Я не стою за свое, – отвечал Левин с детскою, виноватою
улыбкой. «О чем бишь я спорил? – думал он. – Разумеется, и я прав и он прав, и все
прекрасно. Надо только пойти в контору распорядиться». Он встал, потягиваясь и улыбаясь.
Сергей Иванович тоже улыбнулся.
– Хочешь пройтись, пойдем вместе, – сказал он, не желая расставаться с братом, от
которого так и веяло свежестью и бодростью. – Пойдем, зайдем и в контору, если тебе
нужно.
– Ах, батюшки! – вскрикнул Левин так громко, что Сергей Иванович испугался.
– Что, что ты?
– Что рука Агафьи Михайловны? – сказал Левин, ударяя себя по голове. – Я и забыл
про нее.
– Лучше гораздо.
– Ну, все-таки я сбегаю к ней. Ты не успеешь шляпы надеть, я вернусь.
И он, как трещотка, загремел каблуками, сбегая с лестницы.

VII

В то время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой
естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей
обязанности, без которой нет возможности служить, – напомнить о себе в министерстве, – и
при исполнении этой обязанности, взяв почти все деньги из дому, весело и приятно проводил
время и на скачках и на дачах, Долли с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько
возможно расходы. Она переехала в свою приданую деревню Ергушово, ту самую, где
весной был продан лес и которая была в пятидесяти верстах от Покровского Левина.
В Ергушове большой старый дом был давно сломан, и еще князем был отделан и
увеличен флигель. Флигель лет двадцать тому назад, когда Долли была ребенком, был
поместителен и удобен, хоть и стоял, как все флигеля, боком к выездной аллее и к югу. Но