Page 16 - Анна Каренина

рефлексах, о биологии и социологии с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя
самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
Слушая разговор брата с профессором, он замечал, что они связывали научные вопросы
с задушевными, несколько раз почти подходили к этим вопросам, но каждый раз, как только
они подходили близко к самому, главному, как ему казалось, они тотчас же поспешно
отдалялись и опять углублялись в область тонких подразделений, оговорок, цитат, намеков,
ссылок на авторитеты, и он с трудом понимал, о чем речь.
– Я не могу допустить, – сказал Сергей Иванович с обычною ему ясностью и
отчетливостью выражения и изяществом дикции, – я не могу ни в каком случае согласиться с
Кейсом, чтобы все мое представление о внешнем мире вытекало из впечатлений. Самое
основное понятие бытия получено мною не чрез ощущение, ибо нет и специального органа
для передачи этого понятия.
– Да, но они, Вурст, и Кнауст, и Припасов, ответят вам, что ваше сознание бытия
вытекает из совокупности всех ощущений, что это сознание бытия есть результат ощущений.
Вурст даже прямо говорит, что, коль скоро нет ощущения, нет и понятия бытия.
– Я скажу наоборот, – начал Сергей Иванович…
Но тут Левину опять показалось, что они, подойдя к самому главному, опять отходят, и
он решился предложить профессору вопрос.
– Стало быть, если чувства мои уничтожены, если тело мое умрет, существования
никакого уж не может быть? – спросил он.
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся на
странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на философа, и перенес глаза на
Сергея Ивановича, как бы спрашивая: что ж тут говорить? Но Сергей Иванович, который
далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор, и у которого в голове
оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и
естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал:
– Этот вопрос мы не имеем еще права решать…
– Не имеем данных, – подтвердил профессор и продолжал свои доводы. – Нет, –
говорил он, – я указываю на то, что если, как прямо говорит Припасов, ощущение и имеет
своим основанием впечатление, то мы должны строго различать эти два понятия.
Левин не слушал больше и ждал, когда уедет профессор.

VIII

Когда профессор уехал, Сергей Иванович обратился к брату:
– Очень рад, что ты приехал. Надолго? Что хозяйство?
Левин знал, что хозяйство мало интересует старшего брата и что он, только делая ему
уступку, спросил его об этом, и потому ответил только о продаже пшеницы и деньгах.
Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и спросить его совета, он даже
твердо решился на это; но когда он увидел брата, послушал его разговора с профессором,
когда услыхал потом этот невольный покровительственный тон, с которым брат
расспрашивал его о хозяйственных делах (материнское имение их было неделенное, и Левин
заведовал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с
братом о своем решении жениться. Он чувствовал что брат его не так, как ему бы хотелось,
посмотрит на это.
– Ну, что у вас земство, как? – спросил Сергей Иванович, который очень интересовался
земством и приписывал ему большое значение.
– А, право, не знаю…
– Как? Ведь ты член управы?
– Нет, уж не член; я вышел, – отвечал Константин Левин, – и не езжу больше на
собрания.
– Жалко! – промолвил Сергей Иванович, нахмурившись.