Page 20 - Анна Каренина

спокойному тону, из которого он не в силах будет выйти, так же, как это было в начале зимы.
– Вы надолго приехали? – спросила его Кити.
– Я не знаю, – отвечал он, не думая о том, что говорит. Мысль о том, что если он
поддастся этому ее тону спокойной дружбы, то он опять уедет, ничего не решив, пришла
ему, и он решился возмутиться.
– Как не знаете?
– Не знаю. Это от вас зависит, – сказал он и тотчас же ужаснулся своим словам.
Не слыхала ли она его слов, или не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась, два
раза стукнув ножкой, и поспешно покатилась прочь от него. Она подкатилась к m-lle Linon,
что-то сказала ей и направилась к домику, где дамы снимали коньки.
«Боже мой, что я сделал! Господи боже мой! помоги мне, научи меня», – говорил
Левин, молясь и вместе с тем чувствуя потребность сильного движения, разбегаясь и
выписывая внешние и внутренние круги.
В это время один из молодых людей, лучший из новых конькобежцев, с папироской во
рту, в коньках, вышел из кофейной и, разбежавшись, пустился на коньках вниз по ступеням,
громыхая и подпрыгивая. Он влетел вниз и, не изменив даже свободного положения рук,
покатился по льду.
– Ах, это новая штука! – сказал Левин и тотчас же побежал наверх, чтобы сделать эту
новую штуку.
– Не убейтесь, надо привычку! – крикнул ему Николай Щербацкий.
Левин вошел на приступки, разбежался сверху сколько мог и пустился вниз, удерживая
в непривычном движении равновесие руками. На последней ступени он зацепился, но, чуть
дотронувшись до льда рукой, сделал сильное движение, справился и, смеясь, покатился
дальше.
«Славный, милый», – подумала Кити в это время, выходя из домика с m-lle Linon и
глядя на него с улыбкой тихой ласки, как на любимого брата. «И неужели я виновата,
неужели я сделала что-нибудь дурное? Они говорят: кокетство. Я знаю, что я люблю не его;
но мне все-таки весело с ним, и он такой славный. Только зачем он это сказал?…» – думала
она.
Увидав уходившую Кити и мать, встречавшую ее на ступеньках, Левин,
раскрасневшийся после быстрого движения, остановился и задумался. Он снял коньки и
догнал у выхода сада мать с дочерью.
– Очень рада вас видеть, – сказала княгиня. – Четверги, как всегда, мы принимаем.
– Стало быть, нынче?
– Очень рады будем видеть вас, – сухо сказала княгиня.
Сухость эта огорчила Кити, и она не могла удержаться от желания загладить
холодность матери. Она повернула голову и с улыбкой проговорила:
– До свидания.
В это время Степан Аркадьич, со шляпой набоку, блестя лицом и глазами, веселым
победителем входил в сад. Но, подойдя к теще, он с грустным, виноватым лицом отвечал на
ее вопросы о здоровье Долли. Поговорив тихо и уныло с тещей, он выпрямил грудь и взял
под руку Левина.
– Ну что ж, едем? – спросил он. – Я все о тебе думал, и я очень рад, что ты приехал, –
сказал он, с значительным видом глядя ему в глаза.
– Едем, едем, – отвечал счастливый Левин, не перестававший слышать звук голоса,
сказавший: «До свидания», и видеть улыбку, с которою это было сказано.
– В «Англию» или в «Эрмитаж»?
– Мне все равно.
– Ну, в «Англию», – сказал Степан Аркадьич, выбрав «Англию» потому, что там он, в
«Англии», был более должен, чем в «Эрмитаже». Он потому считал нехорошим избегать
этой гостиницы. – У тебя есть извозчик? Ну и прекрасно, а то я отпустил карету.
Всю дорогу приятели молчали. Левин думал о том, что означала эта перемена