Page 19 - Анна Каренина

намерением он искал ее, смутился и покраснел. – Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и
прекрасно катаетесь.
Она внимательно посмотрела на него, как бы желая понять причину его смущения.
– Вашу похвалу надо ценить. Здесь сохранились предания, что вы лучший
конькобежец, – сказала она, стряхивая маленькою ручкой в черной перчатке иглы инея,
упавшие на муфту.
– Да, я когда-то со страстью катался; мне хотелось дойти до совершенства.
– Вы все, кажется, делаете со страстью, – сказала она улыбаясь. – Мне так хочется
посмотреть, как вы катаетесь. Надевайте же коньки, и давайте кататься вместе.
«Кататься вместе! Неужели это возможно?» – думал Левин, глядя на нее.
– Сейчас надену, – сказал он, И он пошел надевать коньки.
– Давно не бывали у нас, сударь, – говорил катальщик, поддерживая ногу и навинчивая
каблук. – После вас никого из господ мастеров нету. Хорошо ли так будет? – говорил он,
натягивая ремень.
– Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, – отвечал Левнн, с трудом удерживая
улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, – думал он, – вот это жизнь, вот
это счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я
оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо
же! надо, надо! Прочь слабость!»
Левин стал на ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду,
выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею волей убыстряя,
укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка
успокоила его.
Она подала ему руку, и они пошли рядом, прибавляя хода, и чем быстрее, тем крепче
она сжимала его руку.
– С вами я бы скорее выучилась, я почему-то уверена в вас, – сказала она ему.
– И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, – сказал он, но тотчас же испугался
того, что сказал, и покраснел. И действительно, как только он произнес эти слова, вдруг, как
солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру
ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
– У вас нет ничего неприятного? Впрочем, я не имею права спрашивать, – быстро
проговорил он.
– Отчего же?… Нет, у меня ничего нет неприятного, – отвечала она холодно и тотчас
же прибавила: – Вы не видели mademoiselle Linon?
– Нет еще.
– Подите к ней, она так вас любит.
«Что это? Я огорчил ее. Господи, помоги мне!» – подумал Левин и побежал к старой
француженке с седыми букольками, сидевшей на скамейке. Улыбаясь и выставляя свои
фальшивые зубы, она встретила его, как старого друга.
– Да, вот растем, – сказала она ему, указывая глазами на Кити, – и стареем. Tiny bear
уже стал большой! – продолжала француженка, смеясь, и напомнила ему его шутку о трех
барышнях, которых он называл тремя медведями из английской сказки. – Помните, вы,
бывало, так говорили?
Он решительно не помнил этого, но она уже лет десять смеялась этой шутке и любила
ее.
– Ну, идите, идите кататься. А хорошо стала кататься наша Кити, не правда ли?
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза смотрели так
же правдиво и ласково, но Левину показалось, что в ласковости ее был особенный,
умышленно спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о
ее странностях, она спросила его о его жизни.
– Неужели вам не скучно зимою в деревне? – сказала она.
– Нет, не скучно, я очень занят, – сказал он, чувствуя, что она подчиняет его своему