Page 208 - Анна Каренина
P. 208
Верно, ты не мог. Нет, не буду!
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким,
восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое
она не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила в одно свое воображаемое
представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким
он был.
III
– Ты встретил его? – спросила она, когда они сели у стола под лампой. – Вот тебе
наказание за то, что опоздал.
– Да, но как же? Он должен был быть в совете?
– Он был и вернулся и опять поехал куда-то. Но это ничего. Не говори про это. Где ты
был? Все с принцем?
Она знала все подробности его жизни. Он хотел сказать, что не спал всю ночь и заснул,
но, глядя на ее взволнованное и счастливое лицо, ему совестно стало. И он сказал, что ему
надо было ехать дать отчет об отъезде принца.
– Но теперь кончилось? Он уехал?
– Слава богу, кончилось. Ты не поверишь, как мне невыносимо было это.
– Отчего ж? Ведь это всегдашняя жизнь вас всех, молодых мужчин, – сказала она,
насупив брови, и, взявшись за вязанье, которое лежало на столе, стала, не глядя на
Вронского, выпрастывать из него крючок.
– Я уже давно оставил эту жизнь, – сказал он, удивляясь перемене выражения ее лица и
стараясь проникнуть его значение. – И признаюсь, – сказал он, улыбкой выставляя свои
плотные белые зубы, – я в эту неделю как в зеркало смотрелся, глядя на эту жизнь, и мне
неприятно было.
Она держала в руках вязанье, но не вязала, а смотрела на него странным, блестящим и
недружелюбным взглядом.
– Нынче утром Лиза заезжала ко мне – они еще не боятся ездить ко мне, несмотря на
графиню Лидию Ивановну, – вставила она, – и рассказывала про ваш афинский вечер. Какая
гадость!
– Я только хотел сказать, что…
Она перебила его.
– Это Тherese была, которую ты знал прежде?
– Я хотел сказать…
– Как вы гадки, мужчины! Как вы не можете себе представить, что женщина этого не
может забыть, – говорила она, горячась все более и более и этим открывая ему причину
своего раздражения. – Особенно женщина, которая не может знать твоей жизни. Что я знаю?
что я знала? – говорила она, – то, что ты скажешь мне. А почем я знаю, правду ли ты говорил
мне…
– Анна! Ты оскорбляешь меня. Разве ты не веришь мне? Разве я не сказал тебе, что у
меня нет мысли, которую бы я не открыл тебе?
– Да, да, – сказала она, видимо стараясь отогнать ревнивые мысли. – Но если бы ты
знал, как мне тяжело! Я верю, верю тебе… Так что ты говорил?
Но он не мог сразу вспомнить того, что он хотел сказать. Эти припадки ревности, в
последнее время все чаще чаще находившие на нее, ужасали его и, как он ни старался
скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он знал, что причина ревности была
любовь к нему. Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она любила
его, как может любитъ женщина, для которой любовь перевесила все блага в жизни, – и он
был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы. Тогда он считал себя
несчастливым, но счастье было впереди; теперь же он чувствовал, что лучшее счастье было
уже назади. Она была совсем не та, какою он видел ее первое время. И нравственно и