Page 205 - Анна Каренина

– Ничего ты не хочешь устроить; просто, как ты всю жизнь жил, тебе хочется
оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею.
– Ну, ты так думаешь, – и оставь! – отвечал Левин, чувствуя, что мускул левой щеки
его неудержимо прыгает.
– Ты не имел и не имеешь убеждений, а тебе только бы утешать свое самолюбие.
– Ну, и прекрасно, и оставь меня!
– И оставлю! И давно пора, и убирайся ты к черту! И очень жалею, что приехал!
Как ни старался потом Левин успокоить брата, Николай ничего не хотел слышать,
говорил, что гораздо лучше разъехаться, и Константин видел, что просто брату невыносима
стала жизнь.
Николай уже совсем собрался уезжать, когда Константин опять пришел к нему и
ненатурально просил извинить, если чем-нибудь оскорбил его.
– А, великодушие! – сказал Николай и улыбнулся. – Если тебе хочется быть правым, то
могу доставить тебе это удовольствие. Ты прав, но я все-таки уеду!
Пред самым только отъездом Николай поцеловался с ним и сказал, вдруг странно
серьезно взглянув на брата:
– Все-таки не поминай меня лихом, Костя! – И голос его дрогнул.
Это были единственные слова, которые были сказаны искренно. Левин понял, что под
этими словами подразумевалось: «Ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы
больше не увидимся». Левин понял это, и слезы брызнули у него из глаз. Он еще раз
поцеловал брата, но ничего не мог и не умел сказать ему.
На третий день после отъезда брата и Левин уехал за границу. Встретившись на
железной дороге с Щербацким, двоюродным братом Кити, Левин очень удивил его своею
мрачностью.
– Что с тобой? – спросил его Щербацкий.
– Да ничего, так, веселого на свете мало.
– Как мало? вот поедем со мной в Париж вместо какого-то Мюлуза. Посмо'трите, как
весело!
– Нет, уж я кончил. Мне умирать пора.
– Вот так штука! – смеясь, сказал Щербацкий. – Я только приготовился начинать.
– Да и я так думал недавно, но теперь я знаю, что скоро умру.
Левин говорил то, что он истинно думал в это последнее время. Он во всем видел
только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо
же было как-нибудь доживать жизнь, пока не пришла смерть. Темнота покрывала для него
все; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною
нитью в этой темноте было его дело, и он из последних сил ухватился и держался за него.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

Каренины, муж и жена, продолжали жить в одном доме, встречались каждый день, но
были совершенно чужды друг другу. Алексей Александрович за правило поставил каждый
день видеть жену, для того чтобы прислуга не имела права делать предположения, но
избегал обедов дома. Вронский никогда не бывал в доме Алексея Александровича, но Анна
видела его вне дома, и муж знал это.
Положение было мучительно для всех троих, и ни один из них не в силах был бы
прожить и одного дня в этом положении, если бы не ожидал, что оно изменится и что это
только временное горестное затруднение, которое пройдет. Алексей Александрович ждал,
что страсть эта пройдет, как и все проходит, что все про это забудут и имя его останется
неопозоренным. Анна, от которой зависело это положение и для которой оно было